там, где с недавних пор поселился маленький щенок, который, не переставая тоскливо скулил и тоненько выл. «Андалузский пес воет, – значит, кто-то умер или скоро умрет», – вспомнила она местную народную примету. – Гошка умер, очередь за мной, пора», – вдруг затихнув, спокойно сказала Лиза и стала медленно подниматься.
Пошел дождь. Лиза двинулась домой по дальней дороге через холм, чтобы обойти освещенный ресторан и бензоколонку, остаться в тени, не попасться на глаза поздним прохожим. Пока она добиралась, дождь разошелся во всю. Ее трясло от холода и сырости, а голова начинала наливаться горячей болью. Насквозь промокли юбка, свитер, безрукавка, кроссовки. Каждый шаг по скользкому и довольно крутому склону давался с трудом. Она забралась намного выше холма, где стоял дом. Последующий спуск оказался ненамного легче.
Убегая из дома, она оставила все двери и окна настежь, и ветер с дождем погуляли вволю по всей квартире. Со стола улетели на террасу, а оттуда вниз в соседний садик и даже на дорогу листочки с ее письмом. Те, что остались валяться поблизости, тоже были грязные и мокрые, с растекшимися, как будто плачущими строчками. Почти с брезгливостью Лиза собрала страницы рассыпавшегося письма и, скомкав, запихала их в мусорную корзину на самое дно.
Потом трясущимися руками сняла мокрую одежду, забралась в душ и долго стояла под горячей струей, пока не согрелась. Надела длинный марокканский балахон из верблюжьей шерсти и достала очередной шедевр из гошкиной коллекции. Рассматривать этикетку с какой-то носатой и «волосатой» птицей не было охоты, на глаза попалось лишь название «Полет кондора». Напиток типа бренди был крепкий, не меньше 45 градусов. Она налила себе длинный фужер до краев, взяла сигареты, пепельницу, села в свое кресло, чтобы уже не вставать оттуда до утра. По радио шел «нон-стоп» концертной записи оркестра Боба Марли. Она слушала и отпивала маленькими глотками крутого «кондора», стараясь согреться. Но от напитка мутило, а озноб начинался снова. Видимо, она все-таки схватила простуду, температура быстро поднималась. Она накинула поверх верблюжьего балахона махровый клетчатый плед, стащив его с дивана, и пошла налить себе чего-нибудь менее крепкого и более приятного на вкус чем этот сивушный кондор. Она выбрала какую-то настойку в странной бутылке. Раздутая с середины до низу, как беременная девушка, бутылка теряла свои объемы, закручиваясь к верху в изящную виноградную лозу. Маленькая стеклянная гроздь с листочком скульптурно свисала до половины тонкого горлышка. Сомнительно, имел ли в самом деле отношение виноград к содержимому. В настойке чувствовался скорее вкус груш и горьковатой сливы. На этикете арабской вязью перечислялись, возможно, все достоинства этого «дринка», название которого было написано уже по-английски и переводилось как «Любимый ликер моей бабушки». Пытаясь найти в полупустом холодильнике что-нибудь подходящее для закуски, она снова наткнулась лишь на старую банку с маринованными огурцами, где в мутном рассоле плавали несколько
