блики фонарного света, слышал сдавленные стоны Дроздовой – он закрывал ей рот рукой. Интересно, она переигрывала? Я не испытал тогда никакой неприязни, наблюдая за их взаимными ласками, не испытал ее и тогда, когда Дроздова расстегивала мне ширинку и когда следил, словно в замедленной, замутненной съемке за торопливыми на самом деле движениями Воронцова, за его чувственным и в то же время холодным лицом: он прикрывал глаза, его ресницы вздрагивали.
Когда все закончилось, мы вели себя как ни в чем не бывало. Особенно я. И как это вдруг во мне открылся такой актерский талант? Что, групповушка? Нет-нет, это не про меня, как вы могли подумать! Я просто отлучился в клозет.
Мы вышли из комнаты и обнаружили, что никто даже не заметил нашего отсутствия. Я пил что-то, смеялся, но бесчувственно, словно продолжался мой странный сон, начавшийся полчаса назад в маленькой спальне Вадима. Я говорил с людьми из самой поверхности, из самого внешнего слоя себя, словно в него действительно можно было подняться из темнейшей глубины, – и мне было радостно и беззаботно. Ушел домой я только около часу ночи, пока не закрылось метро. На прощание меня снова поцеловала в щеку Таня Морозова, я пробубнил ей на ухо какую-то нелепицу, что-то вроде невнятного признания в любви. Ее муж Сергей пожал мне руку, а Петя только бегло взглянул и продолжил болтать с поэтом Григорием. Про Дроздову я вообще вспомнил только когда стал подходить к своему дому – к этому времени из головы немного выветрился алкоголь. Холодная сентябрьская ночь застала меня в полной фрустрации. Я остановился и долго стоял на месте, глядя на бездушные кубы домов, черные, окруженные такой же чернотой, будто это мой внутренний мир внезапно выплеснулся вовне. Меня потрясывало: то ли от холода, то ли от выпивки. А внутри шевелилось что-то мерзкое. И оно было напрямую связано со мной, Воронцовым и Дроздовой. И с тем, что мы трахались. Сразу после того как я всерьез подумал о свадьбе с Иришкой.
Все изменилось, я случайно шагнул в невидимую дверь и попал в иной мирок, жалкий и чужой, из которого никак нельзя было вернуться обратно. «Если о том, что я сделал, никто не узнает, то можно Иришке не рассказывать», – мелькнула гнусная мысль. Но это бы точно не прокатило – Иришка была знакома с Дроздовой.
Я побрел домой, потому что у меня закоченели ноги в летних кедах.
– Котик, ты пришел? – крикнула из ванной мама.
– Пришел, – ответил я.
– Как повеселились?
– Потом. Я хочу спать.
Я снял куртку, пошел к себе и рухнул на кровать.
Глава 2
Легко представить, что было утром с моей головой. Я проснулся от рвотных позывов, еле доплелся до туалета, и меня стошнило всем выпитым.
– Какая-то у тебя запоздалая реакция, – мудро сказала сестра Маринка, обуваясь в прихожей.
– Ты куда?
– Тупица, я учусь по субботам. Ты каждый раз спрашивать будешь? – ответила она.
Я поспал еще немного, и на этот раз меня разбудил звонок. Я нащупал под подушкой телефон.
– Спишь,
