журнал» и начал писать.
«24 сентября. Был на дне рождения Вадика…»
Ограничился тремя строчками. Сегодня не графоманилось. Конечно, что-то из меня рвалось, хотелось выплеснуть весь этот замес из стыда и плотского восторга, рассказать кому-то, написать, открыть доступ, чтобы все-все увидели мой пост о Дроздовой и роли Пети в этой идиотской истории, но в итоге ничего я не написал.
Чувствовал себя гнусно. Вы, может, думаете, не из-за чего было переживать? Но многое кажется нормальным, если не касается вас самих. Может быть, существует достаточно людей, для которых случайный секс втроем – обычное дело, но я к ним не относился. Тогда утром мне было от самого себя тошно.
Я посмотрел на репродукцию Сомова, висевшую ровно напротив кровати – «Кошмар в горячке лихорадки», попытался как-то отвлечься, но ядовитые языки, взвившиеся над голым телом возвращали меня во вчерашний вечер. То ли это я сам лежал беззащитный и обнаженный, с этим дурацким мягким члеником, то ли это мой собственный язык превращался в бесовской после всего содеянного. Я хотел что-то понять про себя настоящего, глядя на картину, но уплывал не в ту сторону. Искал там надежду на искупление, а должен был ведь все осознать, когда просто пришпиливал булавками репродукцию на стену. Ну кто у себя перед кроватью повесит Сомова? Произнесите это шепотом, чтобы тот я из прошлого не услышал – ему еще рано.
Иришке я все-таки перезвонил. Она не могла со мной встретиться.
– Ой нет, только не сегодня. Ты же помнишь, я говорила, что сегодня никак. А завтра Люда приглашает. Приходи, там увидимся.
Я решил, что она просто не хочет оставаться со мной наедине. Наверное, она устала от моего постоянного недовольства, но что я должен был делать? Изображать, что все у нас прекрасно, когда прекрасно не было?
Я морально подготовился к завтрашней встрече, продумав все варианты разговора касательно Дроздовой. Я был уверен, что к воскресенью до Иришки дойдут правдивые слухи о моей неверности. Но поверит ли она в них? Неужели такая размазня, как я, способна на измену?
Телефон молчал весь день. Помню, я ждал, что мне позвонит Воронцов, но он тоже не звонил. В итоге в воскресенье утром я набрал ему сам.
– Ты идешь к Люде? – спросил я.
– А что, надо? Вообще-то я к семинару готовлюсь. Ты не забыл, что завтра Овсов?
– Черт!
Ах, да. Кроме Иришки в моей жизни было что-то еще… Например, учеба в университете. И завтра я должен был отвечать на семинаре.
Я покопался в интернете, кое-что распечатал, но под вечер все равно пошел к Люде. В тот раз я вам Люду не представлял – не хотелось особо. Она всегда была полной посредственностью, хотя молоть языком умела так, будто знала все на свете. Я таких не люблю.
Что я там думал насчет Иришки? Что становлюсь спокойнее по отношению к ней? Ну просто холодная равнодушная глыба, когда сижу дома на диване, особенно под присмотром Сомова. Не тут-то было. Стоило мне ее увидеть, как я снова скатился в страдания. Я цеплялся за наше прошлое, находя там спасение. Нормальные люди, наверное,
