русского[61], а русскую культуру считать «полукультурой»[62]. Как и многие его современники, художник прекрасно понимал, что торжество большевизма, при всей трагичности, не случайно: слишком много нездорового было в жизни Российской империи – из-за чего и стало возможным это торжество.
Хотя сам Сомов не подвергся преследованиям в 1917–1923 г., необратимые ухудшения в его быте, можно сказать, потребовали отъезда за границу. В начале 1918 г. Сомов и Михайловы были вынуждены отказаться от права владения их домом и превратились в обычных арендаторов. Непомерная арендная плата вскоре заставила художника отказаться еще и от собственной квартиры и переселиться в две комнаты к сестре. Произведения Сомова были чрезвычайно востребованы коллекционерами в годы Гражданской войны, благодаря чему он и его семья избежали сильных лишений. Однако в 1923-м заказов стало несколько меньше, а высокое налогообложение заставило художника всерьез задуматься о скором будущем.
К этому времени советскую Россию оставили многие друзья Сомова, за границу собирались выписанные Дягилевым Бенуа – их отъезду наш художник очень завидовал[63]. «Грустно, тоскливо ужасно. Вся жизнь окружена мелким мещанством и глупыми людьми»[64], – сетовал Сомов в дневнике перед тем, как покинуть Петроград; путешествие в Америку давало ему надежду на хотя бы краткую перемену в жизни.
А. Е. Михайлова утверждает, что и сам художник, и все родные не имели никаких иллюзий и с самого начала были убеждены в окончательности его отъезда за границу. Дневник по этому поводу ничего не сообщает; письма к сестре очень туманно обрисовывают перспективы возвращения Сомова в советскую Россию[65], но допускают по крайней мере краткое воссоединение художника и его сестры в Париже около 1925 г. Совершенно очевидно, что к этому времени Сомов не собирался возвращаться в Советский Союз, о чем свидетельствует покупка им фермы в Гранвилье; его мнение не переменилось и в 1930-х, хотя возможность реэмиграции существовала.
В 1930 г., в ответ на просьбу баронессы М. Д. Врангель прислать свою автобиографию, Сомов объяснил причины своего многолетнего пребывания во Франции, подчеркнуто дистанцируясь от политики: «Он [Сомов. – ПГ] не эмигрировал из России, а выехал как представитель от петербургских художников вместе с московскими для поддержания своей очень тяжелой жизни устроить в Америке с разрешения советского правительства очень большую и разностороннюю выставку <…>. Выставка была задумана без каких-либо политических целей и пропаганды. <…> По окончании выставки в Америке Сомов не вернулся в Россию, а переехал жить во Францию <…>»[66].
Акцентированная нейтральность формулировок художника проистекала из боязни репрессий со стороны советских властей по отношению к семье его сестры[67]. А. М. Ремизов отмечал, что Сомов первое время за границей «<…> был так напуган, он боялся о ком-нибудь спросить, что было “там и оттуда”, мне показалось,
Запись от 4 сентября 1922 г.
Запись от 2 марта 1923 г.
Запись от 21 сентября 1923 г.
Запись от 13 сентября 1923 г.
Сомов небезосновательно предполагал, что за его перепиской с родными следит НКВД – см. запись от 8 февраля 1934 г.
ГАРФ. Ф. 10003. Оп. 12. Ед. хр. 38. Л. 93.
Там же.
