будь они евреями… – Сталин подошел к председателю Комиссии партийного контроля вплотную и взглянул своими желтыми кошачьими, только с круглым, а не вертикальным зрачком глазами в бегающие глаза собеседника. – Будь они грузинами. От этого предложения за версту отдает эсеровщиной. Индивидуальный террор не выход, – повернулся он спиной к разом вспотевшему Ежову, продолжив свою неспешную прогулку по кабинету. – У вас есть конкретные предложения, как нам лучше всего расстроить планы врагов, а потом и покарать их по всей строгости советских законов?
– У меня есть три предложения, – быстро проговорил Ежов, еще надеющийся переломить ход беседы в свою пользу. – Первое, коренным образом улучшить работу…»
– Ну и что тут такого? – спросил Александр Иванова, нервно бегавшего по небольшому, четыре шага в ширину, семь в длину, кабинету, отрываясь от чтения и закрывая папку, заложив предварительно страницу пальцем. – Обычный роман из эпохи Культа Личности. Я и не такое, помнится, читал в свое время. «Дети Арбата», например, или…
Геннадий Михайлович остановился, не закончив шага, и на прямых ногах, словно журавль, повернулся к майору.
– А как он, по-вашему, попал в спецхран?
– Ну… Арестовали, например, автора «энкавэдэшники» за подобный «опус», тройка осудила, поставили к стенке или дали стандартные «десять лет без права переписки», что, собственно говоря…
– Какие у вас богатые познания в терминологии той далекой эпохи, Александр Николаевич! – саркастически заметил Иванов. – Вы на обложку посмотрите, на обложку…
– А при чем здесь обложка? – спросил Александр, невольно опуская взгляд на обложку. – Обложка как обложка…
Окончание предложения как-то само собой замерло не родившись: на еще одном полустертом чернильном штампе, гласившем «Принято на хранение …… года», от руки, старомодно-витиеватым писарским почерком значилось: «15 ноября 1926»…
– Как это?.. – поднял взгляд на Иванова майор.
– А вот так, Александр Николаевич! – Архивариус просто цвел и выглядел довольным донельзя, будто фокусник-виртуоз, на глазах изумленной публики вытащивший из черного цилиндра парочку живых голубей, кролика и целую гирлянду разноцветных воздушных шариков.
Только что, минут пятнадцать – двадцать назад, Геннадий Михайлович с трудом убедил майора, уже открыто злившегося на явного виновника и непосредственную причину предстоящих ему неприятностей на амурном фронте, прочесть хотя бы пару страниц из открытой наугад рукописи, как оказалось содержавшейся в папке. Между прочим, гражданин Иванов оказался научным работником архива, о чем гласило предъявленное удостоверение, да не простым, а кандидатом исторических наук.
– Не может быть этого. – Майор снова углубился в чтение, то перелистывая страницы целыми пачками, то надолго застывая над приковавшим его внимание отрывком.
Рукопись, на 1278 страницах, четко, без единой помарки
