и она пляшет и резвится, как ребенок, вовсю, от души. Так и глядит кругом: как бы набедокурить. Поймала самого светлейшего за рукав, тянет.
– Со мною, Данилыч! Со мною, князь!
– И-и, что ты, царевна! Не мастер я плясать-то. Да и толст, отяжелел. Постойкось, я тебе другого кавалера достану, молоденького.
– Не хочу я молоденького! Хочу с тобою! – смеется девочка.
– Уволь, царевна!
– А не хочешь, так скажу батюшке, что от дамы отнекиваешься… Он тебя за это попотчует из кубка Большого орла,[4] – грозится царевна, а сама заливается, хохочет.
Нечего делать! Пускается старый, толстый Меньшиков в пляс с маленькой царевной.
А царевне того и надо только. Завертела, закрутила старика в сложных фигурах полонеза. Пыхтит, отдувается Данилыч. Пот с него градом льется.
– Смилуйся, пощади, матушка-царевна! – молит князь.
Смилостивилась Лиза. Да и надоел ей порядком ее неуклюжий кавалер. К тому же к ней направляется стройная, удивительно величественная фигура красавца-генерала. Быстрая, живая походка, смелый, соколиный взгляд, румяные щеки позволяют ему казаться много моложе его 40 лет.
– Ваше Высочество, удостойте! – низко склоняется он перед двенадцатилетней царевной в почтительно-рыцарском поклоне.
Царевна вспыхивает от удовольствия.
Еще бы! Как же ей не гордиться своим кавалером! Ведь этот кавалер – это генерал Миних, лучший танцор.
Плавный полонез сменяется степенным менуэтом. Царевна Лиза не любит менуэта. Встанут друг против друга кавалеры и дамы и ну кланяться. Что тут веселого? То ли дело английская кадриль! Ноги сами так и просятся в пляс! Но вот музыка заиграла кадриль. Наконец! Слава Богу!
Пляшет, резвится царевна. Глаза блестят, щеки пышут. Чудные звуки заморских скрипок так и вливаются в душу. Век бы так плясать да резвиться на Меньшиковской ассамблее…
Новая пора – новые думы…
Чудный весенний вечер. Голубоватый дымок скользит над Петровым городом. Город растет и строится не по дням, а по часам, а его великий основатель лежит в могиле… Горько плакала по отцу царевна Лиза. До тех пор плакала, пока не явился к ней утешитель. Недавно лишь приехал из Гольштинии «некто», и с тех пор точно переродилась семнадцатилетняя красавица-царевна. Что-то неведомое толкнулось ей в сердце. Какое-то незнакомое доселе чувство всплыло из глубины души…
Чудный майский вечер повис над столицей. Хорошо стало весною в зеленом «огороде», разросшемся вокруг летнего дворца. Липы цветут и сладким ароматом наполняют воздух. Царевна Елизавета сидит на скамейке. Рядом с ней «некто». Этот «некто» – двоюродный брат принца Гольштинского, жениха сестры Анны, принц Карл-Август Любский.
Липы тихо шелестят молоденькой, свежей листвою… Легкий ветерок пугливо прячется в их пахучих ветвях… И вот, откуда ни возьмись, дрогнула, зазвенела сладкая соловьиная
На Петровских вечеринках, выдуманных самим царем, был установлен штраф за малейшую виновность в смысле нарушения этикета. Провинившегося заставляли в наказание выпить огромный бокал вина, носивший название «кубка Большого орла». Сам царь следил за исполнением приговора.
