тельце щенка аккуратно подобрали на широкую совковую лопату, отнесли под кран, ополоснули, завернули в подвернувшуюся под руку не самую чистую тряпицу и уместили в скворечник, криво скроенный сыном на уроках труда. Из того, что валялось в сарае, только этот неказистый птичий домик более-менее подходил для печальных нужд. Пока за порушенным забором копали ямку, Старый Пёс улучил момент и в компании таких же мелких, глупых и безмерно любопытных оболтусов подкрался к лежавшему на траве скворечнику. Толкаясь носами, они поочередно заглядывали в круглую дырку, изначально проделанную для неизвестной птицы, теперь уже обреченной на бомжевание. Ничего внутри они толком не рассмотрели, только неровную и пугающую темноту. Спутники Старого Пса тревожно поводили носами и в глазах их была различима капля восторга, подмешанная в страх, как бывает только в щенячьем возрасте. Сам Старый Пёс тоже проделал носом все предписанные в таких случаях пассы – не мог же он отстать от товарищей, – но, по правде сказать, страха не ощутил, восторга тоже, только в горле запершило противно, словно землю ел. Он попытался прочистить горло и издал странный, необычный звук «воо-ууу!», напугавший его самого и немало озадачивший, так он подумал, людей.
Во всем виноватый мальчишка ни с того ни с сего как подкошенный рухнул в траву и заколотил по ней руками-ногами. Видно, наказывал ее за то, что оказалась такой скользкой, не помогла совладать с непослушной машиной. Мать бросилась к нему успокаивать и поднимать, а отец хмуро посмотрел в сторону четвероногих искателей приключений и погрозил лично Старому Псу черенком лопаты: «Цыц, сказал! Выть он мне тут будет, шмакодявка…» И, сплюнув в сторону, поругиваясь, продолжил ожесточенно ковырять землю неудобной, все той же совковой лопатой, на которой к последнему омовению относил погибшую псину. Старый Пёс знал, что с другой стороны их убежища к стене прислонена нормальная лопата, штыковая, но с советами и подсказками лезть не стал, был научен. Лишь только у Старого Пса прорезался интерес к миру и его порядкам, родители втолковали ему, что большинство людей не выносят указаний на их ляпы, потому как мнят о себе слишком много. «А те, что не большинство, то есть оставшиеся, те еще опаснее! Поскольку умеют эти чувства скрывать, то есть мнят о себе еще больше». Таков был урок. Наконец мужчина разобрался с ямой. Он бессмысленно заткнул смотровое окно в скворечнике пучком сохранившей влагу травы… Бессмысленно потому, что больше никого не тянуло заглядывать внутрь. И упокоил несчастную сестру Старого Пса в мягком, казавшемся издалека маслянистым, грунте.
К вечеру мужчина поправил забор. Урон оказался отнюдь не пустячным: два пролета были снесены напрочь, не меньше трех дюжин штакетин превратились в щепу, один опорный столбик будто срезан, другой повален. Что особенно впечатлило Старого Пса и на всю жизнь осталось для него наукой – весь этот разгром был учинен за считаные секунды, собаки только и успели, что пару раз моргнуть.
Могилка
