в виду роль, которую играет последний для выработки собственного «изящного стиля», т. е. как подготовительный этап к оригинальному творчеству. Здесь можно обнаружить почти дословные совпадения с суждениями римских авторов. Показателен в этом плане относящийся к середине XV в. трактат ученика Мануила Хрисолора – Баттисты Гверино, носящий характерное название «De modo docendi et discendi» («О способе учить и учиться»), где почти целиком воспроизводится рассуждение Плиния Младшего о пользе переводов с греческого языка на латинский либо с латинского на греческий: «Путем такого рода упражнений наилегчайшим образом сравниваются свойства языков и блеск их слов… Ибо многое, что легко ускользает от читателя, никоим образом не может быть пропущено переводчиком»[49].
А относящееся к более позднему времени высказывание еще одного выдающегося гуманиста – Эразма Роттердамского – заставляет уже вспомнить другого деятеля римской культуры – Квинтилиана: «Переводя греческих авторов, мы в немалой степени приумножаем изобилие нашей речи, ибо этот язык весьма богат мыслями и словами… Но еще полезнее состязаться с ними (греческими авторами. – Л.Н., Г.Х.), составляя парафразы. Очень полезно передавать прозой стихи поэтов и наоборот – свободную речь заключать в стихотворную форму, а также переливать одно и то же содержание в разные стихотворные размеры. Весьма помогает и попытка передать место, которое представляется наиболее стилистически насыщенным, и попытаться либо сравняться с автором, с которым мы соревнуемся, либо даже превзойти его»[50].
С другой стороны, в эпоху Возрождения начинают создаваться и специальные труды, посвященные теоретическим проблемам перевода, которые будут рассмотрены несколько ниже.
5. Народные языки как объект перевода
Как уже говорилось, латынь оставалась для представителей европейского гуманизма в течение длительного времени универсальным орудием создания новой культуры и даже несколько потеснила на родине Возрождения – в Италии народный язык с того места, которое он занял в XIII в. В интересующей нас сфере это сказалось не только на отмеченном выше расцвете греко-латинских переводов, но и на качестве многих переводов на итальянский в тех случаях, когда в роли исходного языка выступали латынь или греческий. Так, сопоставляя версию Брунетто Латини с теми переводами Цицерона, которые выполнялись в XV столетии, исследователи отмечали, что, хотя последние более точны и ближе к оригиналу, в художественном отношении переводная проза Латини стоит гораздо выше, а ее создатель гораздо сильнее своих потомков ощущает стихию родного языка. Связан такой кажущийся парадокс в первую очередь со стремлением гуманистов максимально «латинизировать» текст, придав ему хотя бы часть «благородства», присущего языку подлинника. С другой стороны, в эпоху Возрождения достаточно широкое распространение получают переводы итальянских художественных
Jakobsen E. Op. cit. P. 109. «Античный» колорит рассуждений Гверино еще более усиливается благодаря тому, что в его трактате ничего не говорится о возможности использовать с аналогичной целью «новые», т. е. живые народные языки.
Ibid. P. 116.
