величия и знаний. Спустя века погибший мир выполз из пепла и, встав на карачки, наплодил новых существ, подобных этой корове-мутанту. А люди, жившие в мегаполисах, таких, как Москва, Нью-Йорк, Лондон и Токио, спасшиеся во время бомбежки в метро и других подземных укрытиях, со временем превратились в мутантов-каннибалов, скатившись к самому низу интеллекта. Сохранили человеческий род люди из глубинок, дальних деревень, отшельники-староверы и те, кто сумел уйти как можно дальше от зараженных земель. Спустя века язык тоже мутировал и стал помесью привычных для мальчика слов с режущими ухо старыми и совершенно незнакомыми новыми звуковыми образованиями.
– М-мда… – Взрывник потер вспотевший лоб и рассеянно окинул взглядом двор.
Добротный бревенчатый дом, два сарая, овин-сеновал, колодец в дальнем углу и вытоптанный пятак посреди всего этого, и это – зажиточные люди по местным меркам… Мрак. Спустя две тысячи лет в этой Вселенной даже электричество не придумали, хотя, какое, к черту, электричество, они позабыли все те знания, которые несли в себе их цивилизованные предки.
Товарищ беспардонно прервал полет размышлений младого аналитика.
– Тебя долго еще дома-то держать будут? Праздник скоро, ярмарка будет, гулянья. Отпустят родители-то тебя?
– Отпустят. Я уже нормально себя чувствую, так что сходим с тобой, поглядим на эти гулянья.
Одна из сестренок наводила порядок во дворе, пока мальчики беседовали, как обычно сидя на ступеньках.
– Шел бы ты уже домой, Митек, – остановилась она у крыльца с охапкой соломы. – Скоро мамка вертается, и всем влетит за то, что ты снова тут ошиваешься, да батька твой, наверно, давно потерял сына-лентяя.
– Заботливая сестрица у тебя, Калин, вот если бы яд с языка не капал так густо, то цены бы ей не было.
– А ты будто свататься собрался, прицениваешься. Что дела тебе до языка моего? Как хочу, так и капаю.
– А может, и собрался. Гляди не прикуси, а то так и отравишься, придется мне на Доньке жениться, а она еще хуже тебя будет.
– Тоже мне, женишок сыскался. Мал ты к нам с Доней свататься. Тебе еще три года до обряда, а мы уже в следующем пройдем, – насмешливо фыркнула девочка и показала язык претенденту.
Щеки мальчика покраснели то ли от злости, то ли от смущения, или даже от всего вместе взятого. Он опустил голову и посмотрел на Анятку исподлобья, засопел носом.
– Иди, иди, женишок, даже каплименту нормально сказать не умеешь.
– Больно мне надо еще комплименту тебе говорить, – надулся совсем уже разобиженный мальчишка. – Ладно, бывайте, – махнул он Калину на прощанье и ловко сиганул через забор.
– Вот чего ему, как человеку, в калитку не ходится, а? Скачет, словно сивуч, по изгородям.
– Кто это – сивуч? – Взрывник впервые тогда услышал это незнакомое, новое для него слово.
– Так вон же, – усмехнувшись, Анята показала
