большие коровьи глаза, толстые губы и на щеке родинка, откуда торчали две-три светлые волосинки.
– Это Аделия, – представил ее Лу-Папе, – славная, работящая.
– Она что, будет приходить каждый день? – забеспокоился Уголен.
– Три раза в неделю! Тридцать су в день. Это недорого и стоит того. Ты только посмотри на нее!
Делия, вооружившись метлой, уже гнала к двери клубы пыли, выметенные из-под громоздкого шкафа.
– Не так быстро, Делия, – обратился к ней Уголен. – Идите сюда, присаживайтесь, выпьем вина, поговорим.
Делия села, не выпуская из рук метлу.
– Все уже обговорено. Она будет приходить по понедельникам, средам и субботам. В семь утра. Приносить хлеб, убирать дом, готовить обед на два дня вперед. С ужином возиться не стоит, будешь ужинать у меня… Она станет забирать твое грязное белье в стирку, а еще все починит и заштопает. И в шесть вечера уйдет, – выложил Лу-Папе.
– В субботу было бы лучше, чтобы она спала здесь, – встрепенулся Уголен.
– Зачем? – поинтересовалась Делия.
– Для компании. У вас больше нет мужа, а у меня нет жены. Значит, никому от этого плохо не будет!
– А почему бы и нет? – вставил Лу-Папе.
– Мне все эти штучки никогда особенно не нравились, – как-то нетвердо заметила Делия.
– Мне тоже, но дело в том, что я молодой и кровь во мне бурлит. Природа требует, ничего не поделаешь.
– Разумеется! От этого надо освободиться, чтобы не беспокоило и не мешало работать, – подтвердил Лу-Папе.
Делия без всякого энтузиазма покачивала головой.
– Слушай, Делия. Я не буду тебе надоедать своими ухаживаниями, как делают некоторые. Не стану говорить тебе о любви, я не умею. Не стану тебе мешать спать. И знаешь, если будешь оставаться по субботам на ночь, стану доплачивать сорок су.
– Ну нет! – возмутилась Делия. – Было бы отвратительно получать за это деньги. Но если хочешь, вместо тридцати су в день плати сорок, и, может быть, я буду оставаться, потому как в субботу вечером все в деревне тешатся, а я не знаю, куда себя девать.
– Вот и славно, – заключил Лу-Папе. – Раз вы договорились, разговор окончен.
Аделия встала и опять с азартом принялась охотиться за пылью.
– Пойдем со мной, Папе, – предложил Уголен. – Надо поговорить. А потом кое-что тебе покажу. Пошли!
Подведя старика к шелковице и усадив его на низкую каменную стенку, окружающую ствол старого дерева, он заговорил:
– Во-первых, вот что я должен тебе сказать. Та жизнь, которую я здесь веду, никуда не годится. Работаю я много, да только проку-то что? Два мешка турецкого гороха, шесть корзин абрикосов, двадцать литров оливкового масла, три бочки вина, миндаль, давленые оливки, несколько десятков певчих дроздов, сто килограммов инжира – все это так, пустяки… В этом году я заработал всего-навсего семьсот
