ты не захотела?
– Именно, что не захотела. Потому поняла, не смогу из-за темноты стать ему верной подругой. Настоящая барыня из меня не выйдет. Из кренделя шанежку не выпечешь. Молодая была, совесть имела. Теперь бы не так поступила. Нахально пролезла бы в инженерши, стала бы фордыбачить над такими, как вы.
– Сказку сказываешь про свою совесть. Не ври нам. Скажи просто. Потискал барин, отдарил, вывел за ворота, шагай, дескать, по любой дороге. Ты по привычке на промыслы свернула.
– Дура ты, Тимофеевна, завидущая!
– И то дура, что с вами под одной крышей живу. Ноне весной расстанусь навек.
– Врешь. Лонись тоже грозилась, – сказала Зоя, слезая с печки. – Чего ты все время хвастаешь. – Зоя бросила в ведро под рукомойником шелуху, потянулась. – Никуда ты от нас не уйдешь. Мы тебя кормим, ты на нас стряпаешь.
– Увидишь, уйду.
– Уходи, сделай одолжение! Мне плевать на это. Похлебку сама сварить сумею. Вот холодно мне сейчас. Кровь застоялась. Погорячить бы ее возле мужского сердца горячего. Паренька бы какого полюбить. Приручить к себе, как собачонку. Вроде как наша Анна Петровна студента московского приручила.
Тимофеевна ехидно засмеялась:
– Размечталась ворона лебедушкой стать.
– Смеешься? Хочешь поглядеть, как уведу студента от Кустовой своим подмигом?
– Будет! Со смеху уморишь.
– Гляди на меня. Скажешь, плохая девка? Точеная. Талия какая. В рюмочку. Как кошечка – приласкаюсь, обовью собой, а чуть что – коготки выпущу, оцарапаю до крови. Из моих бархатистых ручек трудно вырваться.
– Смехота! Послушайте, бабоньки… Да чтобы студента к себе приманить да увести, надо золотую цепочку иметь, а у тебя даже медной нет. Крест нательный на суровой нитке носишь, Кошечка!
– Самовар скипел, – сказала Антонина. – Давайте чай пить. Дуняшка, собирай стол к чаю!
Девочка нехотя стала носить на стол чашки. Зоя подошла к Паше.
– Расскажешь, о чем в книжке написано?
– Не поверишь? Посмеиваешься, когда говорю о свободе простого люда.
– Мало ли что? Ты уверь меня. Думаешь, пустоголовая? – Зоя села рядом с Пашей, обняла ее за плечи.
– Не лезь ко мне с объятиями.
– Холодно мне, Пашенька. Погреться возле тебя хочу. Славная ты! Взгляд у тебя, как у мученицы на иконе. Ничего не скажешь, красивая девка, но греха в красоте мало! А говоришь как! Будто горишь вся.
Антонина поставила на стол самовар, заварила чай, подошла к кровати Катерины:
– Спишь?
– Дремала.
– Чай станешь пить?
– Налей!
– Может, к столу тебя перенести?
– Не смогу сидеть, Танюшка. Ноне, не приведи бог, как ломит ноги. Видно, опять занепогодит.
– Тебя Анна Петровна в обед проведать заходила. Спала ты.
– Вот ведь какие! Разбудить
