капля. – Ты тупой, мля, раз не понимаешь.
«Тупого» я с радостью проглотил. Если бы дело дошло до драки, то через полминуты мне бы умываться кровью, как Юрик только что – водой. За неделю до летних каникул Юрик Саркисов – Брюсли за школой так отделал главного классного хулигана Володю Гукасяна, что тот, спасаясь от ударов и позора, дал деру до самого первого сентября. Странное благородство Юрика проявилось в том, что он сам принес забытый в бегах Володин портфель в пансионат «Луйс», в котором проживала семья Гукасян. Володя послал за портфелем младшую сестру Анаит, сам спускаться не стал. Через семь месяцев Анаит поскользнется на скользком речном камне, и ее – враз переломанную щепочку – унесет быстрая весенняя река, мутное раздутое чудище, перемешивающее в своем брюхе десятипудовые камни, словно гальку для игры в го.
– Ладно, проехали, – отмахнулся я, заполненный до краев облегчением человека, которому на эшафоте зачитали указ о высочайшем помиловании.
– Я домой, в общем, – сказал Юрик, после того как тщательно вытер майкой лицо.
– Пойдем, провожу тебя, братан, делать один хер нечего…
– Точняк? – сощурил друг лукавые глаза-щелочки.
– Точняк. Мне не впадлу.
Мы пошли вверх по дороге, петлявшей, точно придавленная камнем змея. За каждым поворотом открывался совершенно новый и всегда дивный вид: то пышный сад, то пестрая от цветов поляна, то выпуклые животы пригорков, нависшие над дорожными столбцами, то резвая излучина реки, разделенная надвое гигантским куском гранита, то луга, сейчас зеленые, а в начале марта укрытые невообразимым ковром подснежников, запах которых разносился на километр вширь и ввысь. За лугами бежала река, за рекой снова горы. Куда ни глянь по периметру – всюду горы. Будто собрались братья-великаны на пир, уселись своими обширными задами на зеленый ковер, глядят на него задумчиво и ждут яств.
Ходу до Юрикиного пансионата было с полчаса, друг погрузился в свои мысли и мрачно молчал; молчал и я.
За новым поворотом показалась маленькая часовенка без дверей, и даже не часовня, а строение – три на три метра – с куполом и крестом, в темнеющей глубине которого высилась массивная каменная песочница, куда помолившийся путник мог приладить затепленную свечу. Построил ее дядя Варуж в прошлом году. Араик, его сын, знатный в округе планокур и лихач восемнадцати лет, разбился на этом повороте года три назад: сбил пять дорожных столбцов и влетел в дерево, называемое в этих краях хлебным. Уж не знаю, при чем тут хлеб, но толстый его ствол не повалишь и танком, что уж о «копейке» Араика говорить. Очень горевал Варуж, места себе не находил целый год, можно сказать, жил на могиле сына. А потом пришел ангел во сне и велел Варужу построить на месте гибели сына молельню, и тогда придет ему утешение. Дядя Варуж был человеком верующим, поэтому внял словам ангела и немедля приступил к делу. Продал двух коров и быка, купил КамАЗ тесаных базальтовых камней, доски, цемент и железо. И приступил к работе. Еще молодой,
