на щеках. Рыжий весело поприветствовал компанию и подсел к Ритке. Ритка засмущалась, зарделась, захихикала, а рыжий ей что-то горячее зашептал на ушко.
Это был Кирька Белугин из Ямбурга, ухажер Риткин. Он за ней мотался между вахтами аж в Салехард, угрожал женитьбой. Черт его знает, может и женится когда-нибудь.
Василий обратился к Кирьке:
– Мясо хочу выбросить на Ямбурге. Пойдет?
Кирюха оторвался от невестиного уха:
– Оленина пойдет.
– А сырок не пойдет?
– Сырок не пойдет.
Василий задумался о чем-то своем, помолчал и вновь повернулся к Кириллу:
– Шибко не гоняют?
– Совсем не гоняют.
– Это хорошо.
Василий вновь погрузился в раздумья и помолчал минут пять под стук ложек. Встрепенулся, спросил:
– А мука подорожала?
– Не подорожала.
– А сахар?
– Подешевел.
– А с бензином как?
– С бензином хреново.
– Директор чего?
– Говорит – дадим заправку.
– Это хорошо.
Василий помолчал еще и вновь обратился к Кириллу, прилипшему к Ритке:
– А ненецкая гостиница?
– Работает. И Валентина на месте – директорша.
– Надо, однако, ехать! – решительно промолвил Василий.
Закончился обед, разбрелись все кто куда. Ушел Петр со своей женой и детьми, исчезла парочка куда-то, Василий направился к стаду, Лида вышла за дровами. В чуме стало тихо, лишь выла метель да стучал вдалеке движок электростанции.
…Стая неслась россыпью, наперерез ветру, пробивая плотные потоки метели. Мощный ход хищников ускорялся по мере приближения к стаду. Волки мчались тенями, чувствуя, как наливаются радостью их голодные, мускулистые тела. Безухий летел серым вихрем, ликующе взглядывая то на Клыкастого, бежавшего справа, то на Разноглазую, молодую самку, игравшую первую весну.
Клыкастый едва касался широкими лапами твердого наста и чувствовал, как им овладевают азарт, ярость, гнев.
Яростный азарт, граничащий с гневом, передался другим участникам набега. Волки не видели оленей, но чувствовали их рядом.
Оборвалась мгла, и ударили по стаду волки, завалив несколько важенок и телят. Опьяненные запахами свежей крови и бури, волки впились в громадное туловище стада, терзая его.
Стадо пронзила глубокая боль, оно тяжело шевельнулось и в панике понеслось, набирая разбег, в серую мглу…
Варя прилегла обдумать свое житье-бытье, наметить сюжет фоторепортажа, но незаметно уснула. Она не слышала, как топот тысяч копыт перекрыл вой метели, крики людей и визг собак. Этот гулкий топот ворвался в стойбище, затопил все другие звуки. Сметая все на своем пути, живой поток ударился о поленницу, под которой возилась Лидия. Поленья обрушились на женщину, и она свалилась в сугроб. А гул затих.
Когда Варвара проснулась, ребенок пищал, а лампочки
