неожиданностей.
– Гений есть гений, – согласился я.
– Слушай, я у всех это спрашиваю, – сказал Эрик, – почему у него не было детей?
– Он же в детстве болел свинкой, – сказал я.
– Я тоже, – сказал Эрик, – ну и что?
– Нет, ничего, – сказал я, – где это достоинство?
– Какое?
– Ну… член…
– А, счас…
Затем Эрик легко нарушил герметичность каждой из банок, взял длинные никелированные щипчики, наоткусывал от каждого органа по крошечному кусочку и преподнес все это мне в пенициллиновом флакончике, наполненном формалином.
– Держи. Ради науки мы готовы…
Я поблагодарил кивком головы, сунул ему стодолларовую банкноту. Он взял, не смутившись, словно это и была эквивалентная и достойная плата за товар. Сколько же стоило бы все тело Ленина, мелькнула мысль, если его пустить с молотка?
– Спасибо, – сказал я еще раз и удержал направившегося было к выходу Эрика за руку. Он удивленно уставился на меня.
– Кожи бы… – тупо сказал я.
Эрик молчал. Шел настоящий торг и ему, продавцу товара, было ясно, что те микрограммы вождя, которые у него остались для продажи, могли сейчас уйти почти бесплатно, за понюшку табака. Он понимал, что из меня невозможно выкачать тех денег, которые предлагают приезжающие иностранцы. Он не мог принять решение, поэтому я поспешил ему на помощь.
– Мы тут с Жорой решили…
Мой расчет оправдался. Услышав магическое имя Жоры, Эрик тотчас принял решение.
Идем, – сказал он и взял меня за руку.
Мы снова подошли к Ленинской витрине.
– Крайняя плоть тебя устроит? – спросил Эрик, как торговец рыбой.
Я согласно кивнул: давай!
– Только…
– Что?..
– Понимаешь, он…
– Что?..
Эрик какое-то время колебался.
– Член, – сказал я, – давай член.
– Он сухой, мумифицированный, как… как…
Эрик не нашелся, с чем сравнить мумифицированный член вождя.
– Давай, – остановил я его пытливый поиск эпитета.
Он пожал плечами, подошел к металлическому шкафу с множеством выдвижных ячеек, нашел нужное слово («Penis») и дернул ручку на себя. Содержимое ящика я рассмотреть не мог, а Эрик взял пинцет и с его помощью бережно изъял из ящика нечто бесценное… Как тысячивековую реликвию. Затем он нашел пропарафиненную салфетку, положил в нее съежившийся от длительного неупотребления член вождя и сунул его в спичечный коробок.
– Держи!..
Когда я уходил от него, унося в пластиковом пакетике почти невесомую пылинку Ленина, доставшуюся мне, считай, в дар, он хлопнул меня по плечу и произнес:
– Только ради нашей науки. Пока никто ничем не может похвастать. Неблагодарное это дело – изучать останки вождей. Но, может быть, вам и удастся сказать о нем новое слово, разрыть в его клеточках
