постарался подавить возникшую к пареньку неприязнь, Хотелось есть, тело настойчиво требовало отдыха. Даже берестяной короб на распаренных плечах стал почему-то тяжелым. А повернуться, уйти, подстрелить дичину рядом с угодьями града…
– Меня стража от града вепрева к волхвам направила. И они ничего не сказали насчет запрета. Мы странники и просим приюта…
– Не странники, а втеклецы! – с хохотом прервал меня мальчишка и зачастил: – Черный – черную ведет, черноту на плечах прет! Рядом чернота шагает и по торне пыль глотает!..
Присказки рыжего были невыносимо наглыми и почему-то смахивали на наговор. Будь я постарше тогда, поумней – не стал бы обращать внимания на подначку, а тут сразу же забыл о намерении быть сдержанным и тоже заорал в ответ детскую дразнилку:
– Рыжий – пыжий, конопатый, убил бабушку лопатой!..
Ну и так далее. Выдал дразнилку, полный набор, с некоторыми вариациями и добавлениями насчет рыжего внучка. В ответ парнишка сложил из пальцев правой руки кукиш и повертел им в моем направлении:
– Накось выкуси, черномазик! Все одно за тын не попадешь. И мы ишшо поглядим, как ты со сторожей здешней справишься!
Он вложил пальцы в рот и оглушительно свистнул. Со всех сторон раздался шорох, и мы оказались окружены сворой огромных лохматых псов, которые молча скалили двухвершковые клыки и медленно сжимали вокруг живое кольцо.
Таких псов мне не приходилось видеть. Слышать, конечно, слышал о породе велесовых псов, выведенных специально защищать кудесников во время странствий, но не думал, что они такие страшенные! Да таким страшилам степной или лесной бирюк на один зуб. О сопротивлении не может быть речи. Дернись, разорвут на клочки! А мальчишка, наслаждаясь нашим испугом, еще приставил пальцы к носу, издеваясь.
– Взять их, Серый, Каштан! Вывалять в пыли, может, чище станут. С-с-сю!..
И скатился с заборола башни за тын, будто его вовсе не было. А лохматые сторожа продолжали сужать кольцо… Глая по-прежнему ни на что не реагировала, и потому ничем не могла помочь. Семаргл в панике прижался к моим ногам, поджал хвост, но тоже скалил клыки на мохнатых великанов. А Питин наоборот, не спрятался в кузов, уцепился когтями крепче за подушечку на плече, выгнул спину и яростно зашипел на врагов.
Что еще сказать? Что у двенадцатилетнего парнишки душа юркнула в пятки – это понятно. Что удивлен таким приемом у врат велесовой твердыни – тоже. Не было никого, кто бы мог помочь – странно. Требовалось самому принимать решение, и я не выдержал, подстегиваемый страхом. Сосредоточившись, вызвал в своей памяти образ родового зверя рыса, усилием воли преобразовал его в зрительный Морок…
Для свирепых сторожей Велеса это должно было выглядеть так, что худой, загорелый до черноты подросток, вдруг исчез, а на его месте возник огромный разъяренный снежный барс, намного больше, чем в натуральную величину.
Барс – исполин в моем сознании поднял
