вечер мама вышла на крыльцо и уселась рядом с подвыпившим отцом. Дед, приняв свою порцию «праздника» на грудь, мирно посапывал тут же, в саду, в старом гамаке, которому было уже сто лет в обед, но который он исправно чинил и вешал в закутке за выступающей стеной, чтобы вздремнуть здесь в относительной безопасности летним вечером.
Называлось это «вздремнуть на свежем воздухе». Хотя, по-моему, свежим назвать его было трудно. Посёлок весь был окутан жирным смогом от плавильного завода, что расположился неподалёку.
– Вот и я говорю, – шептал отец матери на крылечке, – нечего нам жаловаться: хорошо живём. Дед наш сарай сторожит, сына учит читать книжки, которые на чердаке остались. Вырастет – в мастера выбьется, не то что я. Я, когда малым был, только-только закон приняли. Что тогда началось! Стрельба, пальба!
Стреляли все во всех, сводили счёты, вымещали на других всё зло, всю досаду, что накопилась от злыдней, вечного недовольства. Не до учёбы тогда было. Школы закрыли в страхе от террористов, которые получили свободу убивать.
– Я тоже, – тихо сказала мама, – попала в такую перестрелку. Кто-то в маске взял в заложники группу школьников и грозился убить всех, если ему не отгрузят все ружья из кабинета военной подготовки. Хитрый какой: хотел обогатиться сразу, одним махом! Мы вот для своих огнестрельных единиц всю жизнь горбатимся! – Она ласково провела по волосам мужа. – Могла погибнуть тогда, да снайпер – один из полицейских – «снял» тогда этого урода с крыши соседнего дома.
– Да, – задумчиво протянул отец, – в те времена ещё была полиция.
Они замолчали надолго. Я слышал о полиции не раз и от своего деда. Дед рассказывал мне, что так называли людей, которые имели оружие, чтобы следить за порядком в обществе и охранять граждан от разбоя. Наивные! Как же можно охранять других, рискуя собой? И, потом, каждый должен иметь оружие, чтобы охранять себя и свою семью. Тупость какая-то, а не полиция! Вообще всё, что касалось периода времени до закона, казалось мне несусветной глупостью!
Тишину позднего вечера разорвал женский крик. В окне дома соседа в тусклом свете свечи в окне можно было различить мечущиеся фигуры и звуки громкой ругани. В том доме не было любви, как у моих родителей.
Сосед по праздникам часто воспитывал и гонял своих домашних за малейшую провинность. Он считал, что все виноваты перед ним. Когда мы шептались с соседским мальчишкой через дырку в заборе, тот рассказывал мне, что отец придирчив и несправедлив к своим домашним. И все-то хотят ему зла, и все-то завидуют его огромному складу оружия, и все хотят испортить его карьеру мастера на заводе.
Особенно он не жаловал нас, своих ближайших соседей. За то, что у нас была дружная семья, а особенно за то, что у нас был свой сторож – дед. Он был просто сокровищем в глазах окружающих! Охранял семейный скарб, мог по возрасту уже не работать, был спокойным, бесконфликтным и относительно непьющим. И правда клад, а не дед!
У других таких пожилых родственников уже давно не осталось в живых: были застрелены шальной пулей или убиты в пьяной драке.
Жена
