верил этому, хотя знал, что она часто ведет себя как отчаянная кокетка и порой даже забывает о благоразумии. Был бы он счастливее с Сабиной? Он вспомнил сад в Пон-де-л’Эр, где юношей встречался с ней. Весь город считал их помолвленными, да и сами они не сомневались, что рано или поздно поженятся, хотя никогда об этом не говорили.
«У нее был на редкость пылкий темперамент», – подумал он, вспомнив, как Сабина прижималась к нему во время танцев.
Она была первой девушкой, с которой он вел себя смело, чувствуя, что не встретит сопротивления. Он страстно желал ее близости. Затем появилась Франсуаза, и все женщины мира перестали для него существовать… Теперь он связан с Франсуазой навсегда. Позади десять лет совместной жизни. Трое детей. Партия сыграна.
Когда в гостиной он увидел жену, сиявшую свежестью, в муслиновом платье с яркими цветами, его раздражение сразу прошло. Ведь и дом, где они живут, и сад, которым неизменно восхищались гости, – детища Франсуазы. Именно она убедила его покинуть Пон-де-л’Эр и завод за несколько лет до кризиса 1929 года. Если взвесить все по справедливости, она, пожалуй, принесла ему счастье.
– А разве Мишлина и Бако не будут обедать с нами? – осведомился он.
Он так надеялся на это, он предпочитал милую болтовню своих детей беседе с гостями.
– Нет, – ответила Франсуаза, – я решила, что нам будет уютнее вчетвером… Поправь галстук, Антуан.
«Уютно!» – опять одно из тех слов, которых он не выносил. «Нет, „уютно“ не будет, – подумал он, завязывая перед зеркалом галстук. – Сабина, наверное, начнет острить, а Франсуаза – кокетничать с Ламбер-Леклерком, этим чванливым твердолобым министром». Сам же Антуан будет хранить угрюмое молчание.
– Уютно!
Он услышал, как подъехал автомобиль и затормозил, колеса заскрипели по гравию. Супруги Кенэ приняли непринужденные позы. Минуту спустя появились гости. У Сабины были черные волнистые волосы, полные плечи и красивые глаза. Ламбер-Леклерк сильно облысел – несколько жалких волосков лежали на голом черепе, точно барьеры на беговой дорожке. Он был, казалось, не в духе. Видно, и он тоже против воли приехал на этот обед.
– Добрый вечер, милочка! – воскликнула Франсуаза, целуя Сабину. – Добрый вечер, господин министр…
– О нет, милочка! – сказала Сабина. – Не вздумай только величать моего мужа министром… Ты же зовешь меня Сабиной, зови и его Альфредом… Добрый вечер, Антуан…
Вечер выдался на редкость теплый и ясный, и Франсуаза велела подать кофе на веранде. За столом разговор не клеился. Женщины скучали. Антуан из упрямства, злясь на себя, весьма неосмотрительно противоречил Ламбер-Леклерку, который, гораздо лучше информированный, чем его собеседник, легко побивал его в споре.
– Вы настроены оптимистически, потому что стоите у власти, – говорил Антуан. – На самом же деле положение Франции трагично…
– Да нет, дорогой мой, право
