в конгресс следует выбирать одних фермеров, которых считал «подлинными представителями здорового американского интереса»{628}, в отличие от жадных торгашей, «не имеющих родины»{629}. Фабричные рабочие, купцы и биржевые маклеры никогда не будут так привязаны к свой стране, как фермеры, работающие на земле. «Мелкие землевладельцы – величайшая ценность государства», – утверждал Джефферсон{630}, вписавший в проект конституции Виргинии положение, что каждого свободного человека следует наделить пятьюдесятью акрами земли (правда, провести эту статью он не сумел){631}. Его политический союзник Джеймс Мэдисон доказывал, что чем выше доля землепашцев, тем «свободнее, независимее, счастливее само общество»{632}. Для них обоих сельский труд был священным делом республики и актом создания нации. Вспашка полей, посадка овощей и устройство севооборотов – занятия, рождающие довольство, позволяющие обеспечить себя и семью и, следовательно, политическую свободу. Гумбольдт был согласен: ведь мелкие фермеры, которых он встречал в Южной Америке, обнаруживали «чувство свободы и независимости»{633}.
Соглашаясь во всем, они расходились в одном: в вопросе рабства. Для Гумбольдта колониализм и рабство были одним и тем же, переплетенным с отношением человека к природе и с эксплуатацией естественных ресурсов{634}. Когда испанцы и североамериканские поселенцы внедряли выращивание сахарного тростника, хлопка, индиго и кофе на своих территориях, они также использовали рабство. На Кубе Гумбольдт наблюдал, например, как «каждая капля тростникового сока стоила крови и стонов»{635}. Рабство шло рука об руку с тем, что европейцы «называли своей цивилизацией»{636}, и тем, что Гумбольдт называл их «жаждой наживы»{637}.
Труд рабов на плантации
Считается, что первым детским воспоминанием Джефферсона был эпизод, когда раб нес его на подушке{638}; средства к существованию взрослому Джефферсону давал труд рабов. Сам он утверждал, что ненавидит рабство, тем не менее освободил всего лишь горстку из двухсот рабов, гнувших спину на его плантациях в Виргинии. Раньше он полагал, что с рабством в Монтичелло покончит мелкое фермерство. Еще находясь в Европе в роли американского посла, он встречал трудолюбивых немецких фермеров, которых считал «совершенно не испорченными деньгами»{639}. Он предполагал поселить их в Монтичелло и «перемешать» со своими рабами, предоставив всем по 50 акров земли. Для Джефферсона эти прилежные честные немцы были воплощением добродетельного фермерства. Рабы остались бы его собственностью, зато их дети стали бы свободными людьми и «добрыми гражданами» благодаря соседству с фермерами-немцами. Эта схема так и не была претворена в жизнь, а к моменту встречи с Гумбольдтом Джефферсон вообще забросил все планы освобождения своих рабов.
В отличие от него Гумбольдт
Jefferson to Arthur Campbell, 1 September 1797, TJ Papers, vol. 29, p. 522.
Jefferson to Horatio Gates Spafford, 17 March 1814, TJ RS Papers, vol. 7, p. 248. См. также: Jefferson 1982, p. 165.
Jefferson to Madison, 28 October 1785, TJ Papers, vol. 8, p. 682.
TJ Papers, vol. 1, p. 337ff.
Madison, ‘Republican Distribution of Citizens’, National Gazette, 2 March 1792.
AH Personal Narrative 1814–1829, vol. 3, p. 15.
AH Geography 2009, p. 134; AH Geography 1807, p. 171; AH Cuba 2012, p. 142ff.; AH Personal Narrative 1814–1829, vol. 7, p. 260ff.
AH, 23 June – 8 July 1801, AH Diary 2003, vol. 1, p. 87.
AH Personal Narrative 1814–1829, vol. 1, p. 127.
Ibid., vol. 3, p. 3.
Wulf 2011, p. 41.
Jefferson to Edward Bancroft, 26 January 1789, TJ Papers, vol. 14, p. 492.
