твердым, как железо. И чем он только промышляет, этот старикашка? Другие его гоняют, как кубарь, а все-таки он человек хороший, лучше их всех. Дает-то он пустяки, зато уж дамы, к которым он посылает меня иной раз, отваливают на водку – знай наших, ну, да и сами разодеты хоть куда.
– Уж не те ли, что он зовет своими дочками? Их целая дюжина.
– Я ходил только к двум, тем самым, что приходили сюда.
– Никак хозяйка завозилась; поднимет сейчас гам, надо идти. Кристоф, постереги-ка молоко от кошки.
Сильвия поднялась к хозяйке.
– Что это значит, Сильвия? Без четверти десять, я сплю как сурок, а вам и горя мало. Никогда не бывало ничего подобного.
– Это все туман, такой, что хоть ножом его режь.
– А завтрак?
– Куда там! В ваших жильцов, видно, бес вселился, – они улепетнули ни свет ни пора.
– Выражайся правильно, Сильвия, – заметила г-жа Воке, – говорят: ни свет ни заря.
– Ладно, буду говорить по-вашему. А завтракать можете в десять часов. Мишонетка и ее Порей еще не ворошились. Только их и в доме, да и те спят как колоды; колоды и есть.
– Однако, Сильвия, ты их соединяешь вместе, словно…
– Словно что? – подхватила Сильвия, заливаясь глупым смехом. – Из двух выходит пара.
– Странно, Сильвия, как это господин Вотрен вошел сегодня ночью, когда Кристоф уже запер засов?
– Даже совсем напротив, сударыня. Он услыхал господина Вотрена и сошел вниз отпереть ему. А вы уж надумали…
– Дай мне кофту и поживее займись завтраком. Приготовь остатки баранины с картофелем и подай вареных груш, что по два лиара штука.
Через несколько минут Воке сошла вниз, как раз в то время, когда кот ударом лапы сдвинул тарелку, накрывавшую чашку с молоком, и торопливо лакал его.
– Мистигри! – крикнула Воке.
Кот удрал, но затем вернулся и стал тереться об ее ноги.
– Да, да, подмазывайся, старый подлюга! – сказала ему хозяйка. – Сильвия! Сильвия!
– Ну! Чего еще, сударыня?
– Смотри-ка, сколько вылакал кот!
– Это скотина Кристоф виноват, я же ему сказала накрыть на стол. Куда это он запропастился? Не беспокойтесь, сударыня: это молоко пойдет для кофе папаши Горио. Подолью воды, он и не заметит. Он ничего не замечает, даже что ест.
– Куда пошел этот шут гороховый? – спросила г-жа Воке, расставляя тарелки.
– Кто его ведает, где его черти носят?
– Переспала я, – заметила г-жа Воке.
– А свежи, как роза…
В эту минуту послышался звонок, и в столовую вошел Вотрен, напевая басом:
Объехал я весь белый свет
И счастлив был необычайно…
– Хо! Хо! Доброе утро, мамаша Воке, – сказал он, заметив хозяйку и игриво заключая ее в объятия.
– Ну
