спасибо! – с обидой послала она Максу. – Предложил поплакать! Теперь только домой».
– Отвезите меня домой, – попросила она. – Я живу возле Цветного бульвара.
Не споря и не уговаривая, Макс заметил:
– Классное место.
– Не Столешников переулок, конечно, это там, говорят, самая дорогая недвижимость, но мне на Трубной нравится. Детей всегда много поблизости. Некоторых, правда, они раздражают… К метро не пробьешься.
– Да, цирк же рядом, – вспомнил он. – Я был там еще при Никулине.
– Я тоже была. Только с сыном, – зачем-то подчеркнула разницу их возраста. – Можно гордиться тем, что мы своими глазами видели Юрия Владимировича в работе… А в квартире, где я сейчас, жили еще родители мужа. Он там и родился.
Он помолчал:
– Почему-то я подумал, что вы не замужем.
– Он умер.
Эти слова уже давались ей без труда. В первые годы они застревали в горле, начинали рвать его изнутри.
Так ни разу и не позволив себе взглянуть на нее, Макс пробормотал:
– Принято извиняться, когда коснешься такого… Извините.
– Думаете, я из-за этого разревелась тут? – Ольга невольно шмыгнула носом и слегка испугалась: не вышло ли это вульгарно?
– Думаю, и из-за этого тоже.
«Конечно, он прав, – признала она. – Недаром же сразу вспомнилось о Вадиме. Чего больше осталось мне от него – обиды или благодарности? Он научил меня играть по-настоящему, без фальши. Сделал для меня больше, чем кто-либо из учителей, режиссеров… Сына подарил. А последним отрезком перечеркнул всю нашу жизнь. И послесловием: на похоронах какие-то бывшие любовницы вдруг всплыли, рыдали у гроба. А у меня сил не было их выгнать. Остались нелюбовь и обида. Не на него даже, на себя, что была такой слепой дурой столько лет. Может, потому и пустилась после похорон во все тяжкие… И остановиться не могу».
– Макс, я никогда не была в Переделкино, – выпалила она, внезапно решившись. – Стыдно признаться, но все как-то не получалось.
Он бросил на нее недоверчивый взгляд – осмелился-таки посмотреть на зареванную артистку.
– Так вы…
– Поехали к вам. Вы меня заинтересовали своей коллекцией.
– Супер! А что еще я вам покажу! – тотчас ожил он, заерзав на сиденье.
– Трупы шести жен в потайной комнатке?
Рассмеялся охотно. Уже в тягость были эти слезы, этот серьез. Ей самой – в тягость…
– Я не назвал бы это трупами, но тела обещаю.
– Господи, Макс!
– Это не так страшно, как вы думаете.
Ольга догадалась:
– А, вы о своих скульптурах?
– И о них тоже.
Ей внезапно не увиделось даже, а почувствовалось: его
