же знаешь, что родился неудачно. То есть неживым… Но на четвертый день… как бы ожил…
– Воскрес, – поправил его Василий, которому всегда импонировала эта домашняя легенда. – И не как бы, а в прямом смысле.
– Да, конечно, – поправился Степан. – Воскрес. Можно я еще выпью?
– Можно, – разрешил Василий, – ты же сам ее принес.
Его неожиданно стал занимать этот странный человек с недоделанным лицом. Как и Ольга, продолжавшая неподвижно стоять, уткнувшись лбом в холодильник.
Степан ловко проглотил полстакана водки и продолжил:
– Я принимал роды у твоей матери и был в реанимации, когда тебя пытались вернуть. И ты, и твоя мать были абсолютно мертвы. Ты умер во время схваток – пуповина обмоталась вокруг шеи еще в материнской утробе. Таково было мое профессиональное мнение. Тебя отвезли в морг, а я сидел в ординаторской и заполнял бумаги, когда пришла твоя бабушка, то есть Регина Михайловна. Тогда она предъявила какое-то серьезное удостоверение и потребовала, чтобы я немедленно показал ей твой труп, в смысле тело… То есть тебя.
– Какое удостоверение?
– Я уже и не помню сейчас, – пожал плечами Степан. – Какое-то военное или КГБ. В общем, я не стал ей возражать и провел в морг. У нее с собой была большая хозяйственная сумка, и я даже подумал, не собирается ли она изъять тело. Мы ждали комиссию из ГУЗЛа – главного управления здравоохранения Ленинграда, поэтому твой труп поместили сразу в холодильник.
Василию показалось забавным слушать рассказ о собственном трупе.
– Когда мы зашли в хранилище, Регина Михайловна снова достала удостоверение и потребовала, чтобы ей предъявили тело для осмотра и освободили помещение. Санитар достал тебя, то есть твое тело из холодильника и положил на свободный секционный стол. После чего все ушли. Регина Михайловна попросила меня подойти ближе, но, когда я оказался рядом, она кольнула меня в шею какой-то иголкой. Меня будто парализовало. Я стоял не в состоянии даже шевельнуться и просто наблюдал. Она взяла твой труп, то есть тебя… в смысле – тело… в руки, осмотрела и ощупала. Затем вынула из сумки бутылочку с какой-то мазью и тебя, то есть тело этой мазью натерла. Из кармана пальто вытащила две, как мне показалось, тростниковые трубочки и вставила в ноздри младенца… то есть в твои ноздри. Я помню, как она сильно дунула в эти трубки…
Степан замолчал и потянулся к бутылке. Василий подставил и свой стакан. Рассказ о Регине и трупе младенца не вызвал у него ни удивления, ни недоверия. Хорошо помня характер бабушки, он точно знал, что она была способна не только слоняться по моргам, но и, наверное, дышать на дне морском.
– Занимательная детективная история, – произнес он, хрустя огурцом. – Сдается мне, что текст ты учил по бумажке. Верно?
Степан суетливо закивал головой, отчего Василий едва не рассмеялся.
– Потом она снова меня чем-то кольнула, и паралич прошел. Велела убрать тело обратно в холодильник и забыть о произошедшем. Я, признаюсь, был достаточно
