яркое для глаз небо, не замечая бегущие по небу стада небесных овец. В последнее время даже слова песен не всплывают из глубин души, из бездны необъятного сердца. Тоскливо, а черная пропасть, что на самом деле никакая не пропасть, а Край Света, где обрывается вообще все, край жизни, за которым только смерть, – с каждым днем все ближе.
Синева налилась густыми красками, перешла в багровость, небо покрылось кровавой корой заката. Потемнело, выступили звезды, а он все так же смотрел в небо, бездумно и безвольно. Воздух уплотнился, ароматы степных трав усилились, а едва слышные днем песни кузнечиков зазвучали мощно, слаженно, целый хор, хотя каждый сидит на своем стебельке, однако начинают мелодию и заканчивают в одно время.
Он смутно подивился, как это у них так получается. Скосил глаза, совсем рядом с его головой толстенький жучок старательно трещит крылышками, на своем языке уговаривает возлюбленную раскрыть перед ним свое крохотное сердце. Горечь в груди начала превращаться в расплавленное олово. Даже они, мелкота, могут отыскать среди тысяч и тысяч себе подобных тех единственных, которые услышат, примут и ответят на их песни. А вот он уже исторг из своего измученного сердца десятки, если не сотни песен…
Он с трудом перевернулся, сегодня рана на спине отзывается при каждом движении. Из-за нее и приходится носить рубашку. Сейчас похож на простого хлебопашца, никто с первого взгляда не узнает в нем того героя, что сумел добыть для Куявии волшебный меч…
Огниво выскальзывало из ослабевших пальцев. Измучился, уже хотел отказаться от попыток зажечь костер, наконец одна из искорок упала на трут. Побежал огонек, вспыхнула береста, затем и мелкие сучки. Набросал хворосту, с облегчением перевернулся на спину, рана болезненно заныла, но вскоре притерпелась и затихла.
Небо качнулось из стороны в сторону и замерло, глядя мириадами ярких звезд и мириадами мириад – слабых, мелких, едва видимых. Из-за дальнего черного леса поднялась полная луна, свет пошел призрачный, свет нежити, привидений, призраков и ночных эльфов. Травинки обрели неестественную четкость, с одной стороны превратились в чистейшее серебро, а другая сторона оставалась абсолютно черной, злой, принадлежащей другому миру.
Он лежал бездумно, безвольно, рядом едва слышно потрескивает костер, все сильнее греет бок, но нет сил сдвинуться. В ночи счастливо верещат кузнечики, пищат жучки… и вдруг все оборвалось. В темноте тревожно фыркнул конь, ударил в землю копытом. Придон даже услышал, как он по-звериному втянул воздух, стараясь уловить запах тех, кто приближается.
Послышался стук копыт, но как-то странно: в такой тиши можно бы услышать за несколько верст, но зазвучали почти рядом. В освещенный круг въехал обнаженный до пояса мужчина на крупном коне цвета запекшейся крови.
Придон не двигался, мужчина вскинул руку в приветствии. На запястье и на предплечье блеснули широкие боевые браслеты. Он спрыгнул на землю, глаза не отрывали взгляда от Придона. Был он высок, выше всех известных Придону богатырей, широк в плечах, могучая грудь в лунном
