вновь осталась в чем мать родила.
– Фу, какая мерзость! – выкрикнула Люся то ли в адрес голой Ады, то ли по отношению к использованному халату, который Шрамм молча протянул Люсе. – Мне не нужны эти грязные тряпки. Можешь подарить их своей потаскухе!
Она гордо вышла, хлопнув дверью. И тут же Аделаида взвыла, закрыла лицо руками, опустилась на корточки – жалкая, униженная, как скво в нищем индейском племени.
Спустя некоторое время она встала, молча оделась и дрожащим голосом произнесла:
– Я ухожу от вас. Вы жестокий и бессердечный человек. Вы тряпка… При вас унизили женщину, а вы…
– Иди-иди, – буркнул доктор вслед. – Скатертью дорожка!
Так же молча Аделаида Оскаровна открыла дверь и вышла. В бешенстве доктор вскочил, швырнул вслед пустую бутылку.
– Ах, что я натворил! – Иосиф Георгиевич вдруг осознал, что теперь останется в безнадежном и непоправимом одиночестве.
Он впопыхах надел треклятый халат беглой жены, выскочил на лестницу, пробежал два пролета. Ады не было. Доктор выбежал на улицу. Стемнело. Но наступало утро или же был вечер, он не знал.
– Ада! – крикнул он. Голос предательски дал петуха. – Вернись немедленно!
– Я все прощу! – басом добавил кто-то из кустов.
– Кто это? – недовольно спросил Шрамм.
– Твоя проснувшаяся совесть, – сурово ответил голос.
Тут же раздался хохот. Иосифу Георгиевичу стало страшно, он пристально вгляделся в кусты. Кажется, там что-то шевелилось, а может, ему и показалось. Во всяком случае, голоса вполне могли иметь нематериальное происхождение.
– Когда ты последний раз молился? – прозвучал уже другой голос, тонкий и гнусавый.
Шрамм хотел сказать, что он неверующий, но почему-то соврал:
– Только что…
– Однако, врешь, мерзавец, – визгливо отозвался тот же голос.
– Кто вы? – еще раз спросил доктор. – Что вам нужно?
– Он очень много задает вопросов, как ты считаешь, Консенсус? – спросил бас.
– Охотно соглашаюсь с тобой, просто до неприличия много, – отозвался второй. – Вулдырь!
– Морманетка захарчованная, пес блудливый, сморчок надушенный… А ну ланай к нам!
– Что? – не понял доктор, подумывая, как бы половчей смыться.
Кусты затрещали, и перед Иосифом Георгиевичем появились две фигуры. Он несмело приблизился, не зная, зачем это делает, и сразу заметил, что оба не бриты, одеты в мятые серые одежи. От них шел странный запах, смутно напоминавший запах его лечебницы, только еще более приторный и резкий. Один незнакомец был повыше, другой пониже, он держал в руках бутылку. «Оба пьяны», – тут же понял доктор.
– Чичи открой, не видишь, кто перед тобой стоит? – нагло продолжил невысокий. Это он обладал писклявым и одновременно гнусавым голосом. – Лучшие представители общества к тебе обращаются,
