style="font-size:15px;"> Сдергивают с обеда: «На остановке, в инвалидной коляске».
Что – в коляске?
Не знаю, езжайте.
Мертвецки пьяная побирушка.
– Домой ее отвезите…
Ну не уроды?
Жидкость для труб.
Стакан.
В два приема.
… издец какой-то…
Суррогаты, панкреонекроз, кранты поджелудочной.
Свезли к хирургам.
Месяц, два, и опять он.
Живот в рубцах – еле выжил.
Под сиреной обратно.
Выписку обмывал.
Рабочий поселок.
Пропитые упыри, плевки, помои из окон.
Дети играют «в пигмалионов».
В подвале, на трубах…
Выросли, поди, спились.
Отправили на учебу.
В первый же день: так, сдаем по штуке, на нужды кафедры!
Отказался.
Домой звонили.
Два раза.
Комиссии.
Юные женщины в макияже.
Запинаясь, читают список и требуют предъявить.
Потом ставят галочки.
Надменны и робки одновременно.
Как им так удается?
Центнер живого веса.
– Идите за мужиками – нести надо.
Мнутся.
– А может, мы с вами вдвоем как-нибудь?
Черт их знает, а вдруг и правда – врожденная деликатность…
Госпитализация.
– Едете?
– Н-не знаю… Надо Тамаре позвонить… Але, Тома? Меня врачи забирают – ехать, как думаешь?
И к этому привыкаешь.
Кафель, хром, крахмал простыней.
Стоит, качаясь, и ссыт на пол…
А римляне, когда убивали, упав, плащом накрывались.
На подвздохах.
Чтоб не глазели.
Никого не трогали, ждали на светофоре.
А он по зебре вихлял, пьяненький.
Увидел, встал напротив – и матом!
Потом всхрапнул, пал оземь и заелозил копытами.
Откачали уёбка.
Мы ж добрые.
Детей только жалко.
Они счастливы.
Им сравнить не с чем.
Звезда.
Вживую.
Пьяная.
Омерзительно.
Бухал всю осень – бросила баба.
Обезножел: умоляет, трясется…
Лекарим.
– Я ей DVD купил, – успокаиваясь, – фильмов кучу, микроволновку, утюг…
И вдруг – волком:
– Отомщу-у-у-у-у! Х-х-х… атамщу-у-у-у-у!
Наркоманы и алкаши.
Конца-краю…
Впечатление – линия партии.
Прямой эфир, конкурс.
Как вы гадите
