я-то вся извелась… Всех в уме перебрала. Оказывается, это ты. За что же тебе такая привилегия?
Натали не сразу высказала то, что могло оказаться верным лишь при особом внимании к ее словам.
– За то, что я много терпела. Вот он у тебя блаженный, а я терпеливая.
– Уж и не знаю, у кого он теперь – у меня или у тебя. Только учти: он хоть и блаженный, но…
– … С хитрецой, ты хочешь сказать? Это не хитреца. Это посрамление себя и мира – нечто похожее на юродство.
– Эка, куда хватила! С чего бы это ему себя и мир-то срамить?
Вопрос заставил Натали с жалостью посмотреть на подругу, словно бы внушая, что лучше бы она об этом не спрашивала.
– А с того, что болен он. Подозревают у него…
– Постой, постой. Что же это у него подозревают?
– А то самое…
– Рак?
– Да, рак.
– Господи, я же догадывалась, догадывалась. Только гнала от себя… Но, может, это лишь подозрения? У многих же подозревают, а затем оказывается, что напрасно.
– Он знает, что не напрасно. Он себе диагноз уже поставил.
– Почему же он от меня скрывал, а тебе признался?
– Потому что ты – Наталья, жена, близкий ему человек, а я – никто, Натали, домработница. Правда, здесь, в мастерской, я не убирала. Но весь дом был на мне.
– И как же теперь быть? – Наталья обвела взглядом мастерскую, мольберт, повернутые к стене холсты, диван, на котором любил лежать муж, – обвела, стараясь свыкнуться с мыслью, что на все это теперь надо смотреть другими глазами.
– Ждать Израиля. Вот он и ждет…
– Да, он это часто повторяет. Но я до сих пор не понимала. Теперь-то мне ясно: клинику в Израиле? Клинику?
– Нет, самого Израиля.
– Снова не понимаю. Впрочем, пусть он ждет. А я дождусь Наталию и попрошу ее помочь с клиникой. У нее есть знакомые. Она не откажет.
Наталья помогла подруге слезть с табурета, и она снова спустились на террасу.
– Во второй фляжке еще осталось? – спросила Натали безучастно – так, словно вспомнила, что о чем-то собиралась спросить, но не была уверена, надо ли спрашивать.
Наталья так же не была уверена, надо ли отвечать. Поэтому она долго молчала, но все-таки решила ответить, хотя подруга уже не ждала ответа. Или делала вид, что не ждала.
– Кажется, осталось. Ос-та-лось, – произнесла Наталья куда-то в сторону, словно думала совсем о другом.
Натали вдруг поперхнулась, закашлялась и покраснела. С извиняющейся улыбкой исподлобья взглянула на подругу. Во взгляде угадывалась мольба. Это заставило Наталью сделать однозначный вывод и спросить напрямую:
– Налить?
Она не скрывала уверенности, что подруга не откажется.
– Не надо. Это я так…
– Тебе же хочется. Я вижу.
– Не надо, не надо. Впрочем, раз начали…
– Сейчас я принесу…
Наталья принесла
