обедать (Наталии он особенно нравился). Чтобы доставали до тарелок, им подкладывали диванные подушки и тома Шекспира, и если они болтали ногами, то сползали со стульев и оказывались под столом. Или, как говорилось, в своем домике, где жили они сами и чужие ноги…
И все-таки принимать их теперь лучше не за столом, нет, а по углам – случайным уголкам, уголочкам. Можно даже на высоких табуретах в мастерской Андрея. На этих табуретах он рассаживает натуру для портретов. Сам-то стоит за мольбертом, и нужно, чтобы лица были на уровне глаз. Поэтому табуреты такие высокие – сразу и не заберешься. Приходится либо подпрыгнуть и плюхнуться задом на круглое сиденье, а затем, шевеля ягодицами, устраиваться поудобнее, либо поставить ногу на обод, скрепляющий ножки, осторожно оттолкнуться, чтобы не повалить табурет (и самому не сверзиться вместе с ним), плавно, как некую драгоценность, перенести собственное тело и сразу принять удобную – пристойную – позу. А уж там пускай он поправляет, как ему вздумается, как подсказывает его творческий каприз: «Спину выпрямить, голову чуть правее…» Пускай – на то он и художник, служитель муз. Правда, последнее время все больше смахивает на блаженного, хотя и с хитрецой…
Да уж такие мы блаженные, опростившиеся – нас не тронь. Мы постигаем Божественный План Спасения. Поэтому картин почти не пишем, а на диване лежим, обложившись книгами духовного содержания. Уповаем на Израиль, как на манну небесную. И ждем, когда жена из магазина полные сумки притащит с зеленью, помидорами и стрелками лука. Приготовит, позовет и накормит.
Или пропадаем целыми днями неизвестно где. Говорим, что обмываем с друзьями продажу картины венецианскому дожу (итальянскому коллекционеру), а сами катаем на лодке в парке неизвестных особ женского пола (издали не разглядеть, кого именно, но свидетели есть). Да и особа-то – простушка (пастушка, потаскушка), иначе бы не польстилась на такое развлечение: покататься на лодочке. Умора! Была бы до визгу счастлива, если бы и на гармошке ей сыграли.
Вот и сейчас Андрея дома нет. С утра и след простыл. Просила остаться, помочь, но он ни в какую. У него, хитреца, теперь на все один ответ: не запланировано. Иными словами, не соответствует Божественному Плану.
Однако наплевать. Нам сейчас не до того – не до хитростей. Мы, наоборот, стараемся о них напрочь забыть. Поэтому нам с подругами можно устроиться хоть на подоконнике: ах, эти широкие довоенные подоконники, можно в футбол играть! Правда, последнее время угрожающе поскрипывают, но троих-то как-нибудь выдержат. Впрочем, можно и на верстаке, за которым дед любил строгать и пилить, сравнивая себя со стариком Болконским (у него как русского военного культ Льва Толстого).
А лучше всего, однако, притулиться на ступеньках лестницы, лишь бы там нашлась не слишком надежно припрятанная (горлышко призывно выглядывает) бутылка пятизвездочного и какая-нибудь закусь вроде брынзы, маслин, ломтиков лимона, пронзенных шпажками. И тогда можно будет перемещаться – кочевать
