не давали покоя, но это было однозначно невозможно, пока я находилась в доме старика. Наверняка от будущего мужа будет проще сбежать, а может этого и не понадобится. Не сказать, что я рассчитывала на счастливую семейную жизнь. Я и не знала, каково это – жить в семье. Хью, конечно много для меня сделал, но семьёй мы никогда не были, не смотря на одну фамилию. Скорее он выступал в роли сурового, но справедливого наставника, не более того. Поэтому в семью, любовь и даже дружбу я не верила.
Следующий день я провела, большей частью, на кухне помогая Мегги. Женщина трещала как сорока без умолку, я выступала лишь молчаливым слушателем. За время моего заключения Мегги было не с кем пообщаться, и теперь она старалась компенсировать недостаток общения, изливая все сплетни разом, как кадушку с помоями. Именно так я расценивала сплетни, собираемые ею неизвестно где. На улицу я выходила редко, не потому что меня не отпускали, а потому что Хью всегда находил для меня неисчислимое количество дел в доме. А уж если мне удавалось вырваться, то меня непременно отправляли по каким-нибудь важным поручениям с ценными бумагами или же письмами, но ещё чаще, я обреталась кверху пятой точкой в огороде, что прятался за домиком. Там выращивали в основном зелень и немного овощей, но и с ними забот хватало. А если я и отправлялась на церемониальные прогулки, то только в сопровождении Хью или ещё того хуже Мегги. Старик, по крайней мере, по большей части молчал или рассуждал на философские темы. Мегги же являя собой неиссякаемый источник сплетен буквально исторгала их как фонтан на площади в летний зной. Не успев завидеть кого-то, она уже рассказывала мне множество «правдивых» историй об этом человеке, будь то знатный вельможа или же обыкновенный нищий у таверны. Наверное, из-за этого моя кожа была бледной, лишённой загара. Но разве могли подобные мелочи волновать меня сейчас. На данный момент меня куда больше волновала огромная рыбина, которую предстояло почистить и выпотрошить, а после этого запечь в сметане. Подобных изысков старик не допускал, но, видимо, сегодня к нам должен был пожаловать особенный гость. Ужин удался на славу. Не сказать, что он был обилен или изыскан, единственным изыском являлась та самая рыба, с которой я провозилась добрых три часа, а потом ещё столько же карауля её у очага, чтоб ненароком не подгорела или не обуглилась. Меня отправили переодеться из домашнего платья в то самое сатиновое, что являлось у меня парадным. Третье платье было тёмно-синим и шерстяным, с воротником под горло, так что в нём я ходила только зимой и осенью. В тёплое время года простого кроя серое, с рукавом три четверти, чтоб не пачкались во время домашней работы и чуть укороченным подолом, чтоб опять же не сильно пачкался, ворот под горло, застёгивающийся наглухо. Ибо родственнице седвита не подобает расхаживать с декольте на показ. Сатиновое платье было благородного светло-синего оттенка и чудесно гармонировало с моими голубыми глазами, такое же строгое, без декольте и лишних украшений. Единственное портнихе было дозволено из рукавов сделать небольшие буфы у основания и добавить белое недорогое и простое кружево на воротник. В остальном же оно не отличалось от моих повседневных платьев. Все платья так же были лишены
