Волны подхватили корабль и обдавали нас брызгами.
Небо за Ливанским хребтом быстро разгоралось, и, когда выглянуло солнце, клочья розового тумана поплыли над темно-лиловым морем и вскоре растаяли.
Я достал из мешка две лепешки и дал одну Софэру, но он отмахнулся, закрыл голову концом плаща и бормотал, указывая на море:
– Жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеется, как туман, разогнанный лучами солнца. О свирепые волны, вы начали укачивать и мучить меня! Куда спокойнее ехать на ослице!
Я стал есть лепешку и заметил, что кто-то пристально смотрит на меня.
Это был первый из гребцов, стройный, мускулистый, с длинными, до плеч, волосами, еще безбородый.
Вероятно, ему было всего лет восемнадцать. Улыбаясь, он глядел то на меня, то на лепешку. Гребец упорно, под стук молотка надсмотрщика, греб большим веслом, побрякивая цепью на одной ноге. Я спустился к нему и положил возле него на скамье пару лепешек. Продолжая грести одной рукой, он хотел другой взять хлеб. Но надсмотрщик концом бича хлестнул его по голой спине. Гребец только поморщился, весело подмигнул мне и продолжал грести. В это время раздался голос кормчего:
– Убрать весла!
Надсмотрщик громко повторил:
– Убрать весла!
И все двадцать два гребца разом подняли весла кверху и сложили их вдоль борта. Они были уже мокры и вытирали пот, обильно стекавший по груди.
– Эвхаристе, эвхаристе![23] – говорил гребец, уплетая мои лепешки.
Другие гребцы горящими и жадными глазами смотрели на меня. Я принялся было развязывать мешок, но Софэр строго сказал мне:
– В дороге больше всего береги хлеб, сандалии и посох.
Я проскользнул вперед, на нос корабля, и оттуда стал наблюдать, как один корабельщик ловко взобрался по мачте наверх, прошел вдоль поперечного бруса и быстро распустил веревки, которые поддерживали свернутый наверху парус.
Клетчатое полотно паруса упало, надулось, и ветер погнал корабль.
Качка уменьшилась, не стучали и не скрипели весла, только слышно было, как ветер гудит в снастях и всплески воды разбиваются о крутые бока корабля.
2. Мешок без хозяина
Я растянулся на передней палубе[24] на носу корабля и смотрел в прозрачную зеленоватую глубину моря, где иногда мелькали голубые тени больших рыб.
Невдалеке лежало несколько путников; опустив головы на свои шерстяные мешки, затканные разноцветными узорами, они спали, утомленные целой ночью ожидания. Около них громоздились кожаные тюки и затянутые материей корзины, в которых обычно перевозят финики, смоквы и другие плоды.
Поблизости лежал путник, покрытый абаем[25], из-под которого виднелись две загорелые ноги; на одной, пониже колена, выделялся белый косой шрам. Я свернулся, прищурив глаза от яркого солнца; мне видно было горбоносое лицо незнакомца.
Вдруг один его глаз приоткрылся, посмотрел в мою сторону и закрылся опять. Незнакомец
Эвхаристе – по-гречески означает «благодарю».
Финикийские корабли в древнейшие времена имели палубы около носа корабля и около кормы. Середина корабля была открытая.
Абай – широкий финикийский шерстяной плащ с белыми и черными полосами.
