возьми, – сказал Шепелявый. – Нам что, повторять все сначала?
– Слушайте, – сказал Кляйн. – Я даже не знаю, кто вы такие.
– Мы уже сказали, кто мы такие, – сказал Шепелявый.
– Мы – удача, – сказал Басовитый. – И мы стучимся в дверь.
– Я сейчас повешу трубку, – сказал Кляйн.
– Он повесит трубку, – прокомментировал Басовитый устало и безысходно.
– Стойте! – воскликнул Шепелявый. – Нет!
– Ничего личного, – сказал Кляйн. – Просто вы не к тому обратились.
Стоило ему положить трубку, как телефон почти сразу снова зазвонил. Он отвернулся. Встал и обошел квартиру, из комнаты в комнату. Их было четыре, если считать ванную. В каждой он отчетливо слышал звонок. Тот не замолкал.
В конце концов Кляйн ответил:
– Что?
– Но мы обратились к правильному человеку! – с отчаянием воскликнул Шепелявый. – Мы такие же, как вы.
– Вас ждет билет… – начал Басовитый.
– Никаких билетов, – сказал Кляйн. – Никаких шансов. Вы обратились не по адресу.
– Вы думаете, мы связаны с человеком с топором? – спросил Шепелявый.
– Секачом, – поправил его Басовитый.
– Мы не связаны с ним, – сказал Шепелявый. – Мы такие же, как вы.
– Какие же? – спросил Кляйн.
– Приезжайте и увидите, – ответил Басовитый. – Почему бы не приехать?
– Если бы мы хотели вас убить, – сказал Шепелявый, – вы бы уже были мертвы.
«Как странно, – подумал Кляйн, – когда тебе угрожает шепелявый человек».
– Пожалуйста, мистер Кляйн, – сказал Басовитый.
– Мы не хотим вас убивать, – сказал Шепелявый. – Следовательно вы еще живы.
– Неужели вам ничуточки не интересно, мистер Кляйн? – спросил Басовитый.
– Нет, – сказал Кляйн. И повесил трубку.
Когда телефон зазвонил опять, он выдернул его из розетки. Скатал провод вокруг аппарата и убрал в шкаф.
Обошел дом. Понял, что ему придется выйти через день-другой купить еды. Зашел в спальню и достал из прикроватной тумбочки блокнот и ручку. Перешел на кухню, открыл дверцы всех шкафчиков, холодильника и морозилки и сел думать.
«Яйца», – подумал Кляйн.
«Яйца», – написал он, но из-за того, что держал ручку левой рукой, получилось «Айца».
«Моя левая рука не хочет яиц, – думал он. – Она хочет айца».
Кляйн продолжил составлять список, а левая рука слегка уродовала каждое слово. «И что думаешь?» – спросил он культю. А потом спросил себя, с кем говорит: с культей или с отсутствующей рукой. А разве это важно? Интересно, что стало с его рукой? Наверно, осталась на столе, где ее отрубили. Наверно, там и лежала, когда прибыла полиция, забрала ее на заморозку и занесла в вещдоки. Наверно, где-то так и валяется, в холодильнике.
«Значит, айца, – думал Кляйн. – И злеб. И, пожалуй, пару стаканов шолока».
Он таращился на блокнот,
