блокнот и ручку. С трудом вырисовывая буквы, выписал уравнение на пустой лист. Потом вырвал из учебника параграф с доказательством, а на его место вложил лист из блокнота.
– Напишешь доказательство. Еще спасибо скажешь.
Макс тихо плакал и молил про себя, чтобы отец ушел. Оставил его пусть даже в этом вонючем загашнике, только бы ушел.
– Пока не напишешь, не выйдешь.
Только уйди, только уйди, молил Макс про себя.
– Ты все понял?
– Да.
Дверь захлопнулась.
За всю ночь Макс не притронулся к книге, даже не взглянул. Он был уверен, утром все закончится – отец, как всегда, забудет о вчерашнем и все станет как прежде.
Отец действительно пришел утром. Выглядел привычно бодро и свежо.
– Написал?
Макс глянул на учебник, как на бездомную кошку, от которой можно подхватить лишай.
– Пап… – слезы сами полились из глаз Макса. – Прости меня. В туалет хочу.
– Вернусь вечером.
– Пап! Папа!
Дверь закрылась. Макс бросился на нее плашмя всем телом. Принялся колотить кулаками.
– Паа-аап! Мааа-маа! Мамаааа!
По ноге текло теплое.
Макс рыдал, всхлипывал, опять стучался, снова рыдал. От голода свело желудок, губы слипались от жажды.
Они так и не открыли.
На оставшемся клочке эскиза, помимо головы робота, частично сохранилась фамилия, которую Макс, как истинный художник, оставил на своем творении. Первые пять букв «Сегал». У буквы «е» верхняя завитушка получилась слишком большой, отчего она стала напоминать прописную «а». Сагал – отличное имя для робота, подумал Макс. А еще он подумал, что робот не плакал бы и не жалел о порванных книгах, и вообще, у робота нет чувств, ему плевать на правила.
Хорошо бы стать таким, как Сагал. Чтобы делать только то, что хочешь, без оглядки на остальных. Чтобы быть свободным.
Уравнение казалось написанным на ином языке. Пришлось вникать в каждую главу учебника с самого начала, но и этого оказалось недостаточно. Макс искал закономерности, подставлял переменные, вычислял, перечеркивал, подставлял новые переменные, и так по кругу.
По вечерам отец приносил еду, воду и менял воду в ведре. Проверив результаты, уходил до следующего вечера.
Первое посещение нобель-комнаты отняло четверо суток жизни, но дало результат, который не смог бы обеспечить и месяц обучения с лучшим учителем.
Тогда Макс не знал, что нобель-комната станет для него регулярным тренажером разума. Жестоким, полным слез, криков и боли испытанием.
Но эффективным.
***
Катера на воздушных подушках, объятые густыми потоками снежной пыли, затормозили у кромки байкальского берега. Два из них, груженые припасами и оборудованием, загудели во всю силу, вытягивая на каменистый берег тяжелые прицепы со снегоходами. Пассажирский
