квасом и компотом.
А у заборов своих изб стояли притихшие старики. И потерянно смотрели на буйное солдатское веселье пирующих.
Трещали, ломаясь, куриные кости жареных окороков. Во все стороны летели объедки хлеба и куски пирога. Хрустела на зубах редиска, и брызгали струи помидорного сока. Квас, компот и молоко рекой лились по подбородку.
Солдаты зычно смеялись, чавкали за обе щёки, вытирали жирные пальцы об домотканые, вручную вышитые полотенца. И жизнерадостно скалясь, призывно махали деревенским.
– Эй! Не стой там! Тоже ест иди! – гортанно кричали они сквозь сытый хохот.
Лишь полицаев не звали на пир. Те, всё так же под присмотром офицеров, по-прежнему шерстили избы. Теперь они опустошали все припасы, не оставляя ничего.
Зверски круша двери кладовок, полицаи волокли наружу мешки с мукой и крупами. Вскрывая крышки погребов, катили бочки квашеной капусты, кадушки с огурцами и белые банки топлёного сала со шкварками. Отбирали весь сахар, соль, перец, сушёные фрукты, кульки макарон и даже лавровый лист.
Это уже было страшнее отъёма кур и вареной картошки.
Деревню обрекали на голод не в самое ближнее время, а прямо сегодня, сейчас! А сверх того – ещё громили в щепки и переворачивали всё, что видели в домах, стремясь добраться до любых углов, где мог бы быть тайник или скрытый подпол. Старики в отчаянии заголосили громче.
Свой настоящий страх тогда познал и Витя.
Как только в дальних избах послышались первые крики вперемежку с диким грохотом, мама схватила его за плечо:
– Скорее, домой!
Стремглав они кинулись меж заборов и влетели на своё крыльцо, когда во двор их соседки, бабы Сейды, уже входили трое полицаев. Ещё двое сразу же направились к дому Совиных. Витя с мамой едва успели вбежать в кухню.
– Мама, прятать?! – лихорадочно спросил Витя, кивнув на жестяные банки с крупой.
– Наоборот! Доставать! – крикнула мама и спешно начала распахивать все шкафчики в серванте.
В сенях с силой хлопнула дверь, загрохотали сапоги и через секунду в кухню ввалились те двое полицаев.
Мама быстро обернулась к ним.
– Пожалуйста, не ломайте ничего! Мы сами вам всё отдадим! – проговорила она второпях.
Первый полицай – низкорослый и круглый, как репка – бросился к серванту, мимоходом оттолкнув Витю с дороги. Упав на колени, Репка тут же принялся сгребать пакеты с рисом и пшеном, что стояли в нижней тумбе.
Второй – худой и щуплый, дохлый, его все звали Шнурком – стоял в дверном проёме и жадно рыскал глазами вокруг.
– Открывай погреб! – крикнул Репка маме, кидаясь от серванта к стенным полкам, где были разные приправы.
– Там пусто. Я покажу! – выдохнула мама.
– Пожрать чего-нибудь есть? – хрипло пролаял, наконец, Шнурок и сглотнул.
В глазах его сверкал голодный блеск, а руки мелко, судорожно
