уронив винтовку. Сотни стеклянных иголок вмиг посекли его ладони и пальцы, во все стороны брызнула кровь. Шнурок истошно заорал, бешено тряся руками. Но, ведьма даже не обернулась на ходу.
Шнурок исчез в оконном проёме, слышны были только его дикие вопли. Два полицая попятились.
– Бабуся… – жалобно зачастил первый, когда колдунья проходила мимо. – Нам ты не сделаешь худа…? Ведь мы ж не заходили!
Баба Сейда, сурово глянув на него, вышла за калитку. И тут же увидела Витю, прижавшегося на корточках к забору. Витя поднял на неё глаза и несмело улыбнулся. Ведунья смотрела холодно и строго.
– Уведи его домой! – бросила она кому-то за спиной Вити и отвернувшись, пошла прочь.
Витя быстро обернулся – прямо за ним стояла мама, встревоженная, напуганная, теребившая кончик кофты в руках.
А баба Сейда пошла по дороге вдоль деревни.
Миг спустя из её избы выскочил Шнурок, без винтовки. Одна рука его была кое-как обмотана окровавленным платком. Испуганно и в то же время, зло скуля, он выбежал со двора и помчался в другую сторону, к реке, зубами выдёргивая мелкие осколки из ладони. Полицаи растерянно глядели ему вслед.
– Оставил свою кровь у ведьмы в доме… Будет худо ещё больше… – пробормотал второй полицай.
Из окна выглянул хмурый Репка.
– Чего встали? Принимайте… – и скинул на землю первый мешок. – Живее! – прикрикнул он, увидя, что полицаи медлят.
И начался грабёж ведьминого дома. На первый взгляд, казалось, будничный, обычный, как у всех вокруг.
Только полицаи во дворе то и дело вздрагивали от любого звука в избе бабы Сейды. Да Репка позже вышел мрачный, молчаливый, погруженный в свои мысли. Про Совиных в тот день он так и не вспомнил.
Да впрочем, было уж ему не до того – офицеры нашли прислуге новую работу, велев, вместо обеда замерить местные поля и огороды.
Под присмотром офицеров полицаи так же сосчитали все яблони и сливы, кусты крыжовника, смородины и облепихи.
Офицеры неотступно следовали рядом, делая расчёты у себя в листках.
А потом был общий сбор деревни. Селян переписали поимённо, для постановки на учёт в комендатуре.
И объявили им – ошарашенным, ограбленным и разорённым, что их земля и урожай с неё, отныне собственность немецкой армии, чья часть сегодня тут прошла.
И всем окрестным деревням вменялось кормить эту войсковую массу, разместившуюся на базе леспромхоза, в соседнем посёлке Котлы.
И потому, согласно офицерским расчётам, от Караваево требовалось сдать к осени почти весь урожай.
Кроме того, увозя с собой караваевский скот, немцы оставили корову Дарью, двух молочных поросят и десяток кур, которые предоставлялись деревне в аренду.
От коровы было велено сдавать по три ведра молока ежедневно, от кур – по одному яйцу с каждой в день. Поросят же надлежало откормить к Рождеству на офицерский стол и чтоб по триста килограммов туша.
А
