меня с облегчением вздохнула моя мать – я почти слышала это. Рука Уилла конвульсивно сомкнулась вокруг моей ладони, и я немного поморщилась, когда мы с ним обменялись неловким свадебным поцелуем.
– Я до последнего не был уверен, что ты пойдешь на это, – шепнул он, прижимаясь ко мне щекой.
Церемония тем временем продолжалась. Разыгрывавшийся спектакль, подошедший к торжественному волнительному завершению, закончился хоралом во славу Господа. Я подозревала, что большинство сейчас уже мечтало о кубке подогретого вина со специями перед напыщенным весельем свадебного пира. Я была женой Уильяма Монтегю. И однажды стану графиней Солсбери. Мы с Уильямом станем важными фигурами при блестящем дворе Эдуарда, а наши дети на века унаследуют все то, что принадлежит роду Солсбери.
Почему я нарушила все признанные мною принципы чести и верности данной Томасу клятвы, в последний момент отказавшись от всех своих красивых заявлений о том, что я никогда не выйду за Уильяма Монтегю, поскольку этот брак не будет иметь законной силы? Многие сочтут меня слабой, подверженной внешним влияниям, с готовностью подчиняющейся людям с более твердой волей и характером, чем у меня; или заподозрят в мирском честолюбии шириной с Темзу. Я догадываюсь, что такое необъяснимое и внезапное изменение в моем сердце может вызвать у них презрение.
Руководило ли мною стремление стать со временем графиней Солсбери? Конечно, перспектива быть графиней Солсбери выглядела более привлекательно, чем оказаться женой простого придворного рыцаря и жить с ним на его мизерное жалованье. Наверное, именно давление моей семьи, слишком сильное, чтобы я могла его выдержать, привело к тому, что моя решительная мать все-таки притащила меня к алтарю под угрозой того, что насильно отдаст меня в монастырь, если я буду продолжать упираться. А может быть, я просто потеряла надежду и выбрала для себя самый простой путь?
Так почему же я так легко отказалась от своего намерения, о котором так часто заявляла? Потому что в последние дни уходящего года мой долг стал мне ясен так же четко, как бриллиантовый блеск моего нового ожерелья. Я отдала свою руку Уиллу по своей собственной воле. И приняла эту новую клятву уже не из-за угроз.
Пусть мир осудит меня, что, без сомнения, так и будет, пусть летописцы запишут все это в хрониках своими ядовитыми чернилами, когда выяснят, что я сделала. В лучшем случае меня посчитают пешкой в сложной политической интриге наших семей. А в худшем – амбициозной соискательницей власти, бросившей одного мужа ради другого, более выгодного, и действовавшей при этом с холодным расчетом и жестокой невозмутимостью.
От этой последней мысли я зябко поежилась.
Но так тому и быть. Свои тайные мысли я могу оставить при себе. Кому интересно урезонивать меня? Что сделано, то сделано, причем моими собственными руками.
Пусть все остальные думают что хотят. Гордо подняв голову, я заметила слабую улыбку облегчения на лице Уилла. Но позднее, когда мы с ним пригубили вина из одной свадебной чаши под одобрительный ропот блестящей аристократической толпы, в голове у меня вертелась только одна мысль.
Мне придется
