и недоверием.
Он выпятил грудь и хотел было опять начать хвастаться, но Полина вдруг сморщилась, согнулась, схватилась за живот, задержала дыхание… Сергей метнулся к ней, усадил на постель.
От боли ей хотелось кричать, только огромным усилием воли она сдерживалась: понимала, что напугает мужа, а еще больше – сына, который, сделав уроки, прилег с книжкой и задремал под тусклым светом керосинки.
Сергей сидел рядом и гладил жену по волосам. Лекарства, оставленные Возницыным, расходовались бережно, в минимальных дозах… но они закончились. А новые так и не поступили. Первое время Сергей расспрашивал всех кого мог – караванщиков, беженцев: не знают ли они такого Эдуарда Георгиевича Возницына, не встречали ли… Никто о нем не слышал.
Препараты дали довольно длительный, в несколько лет, период ремиссии, когда казалось, что болезнь отступила навсегда. Родился и рос Дениска, мальчик не по годам смышленый и развитый, жизнерадостный; болел мало, рано начал ходить и разговаривать, родители не могли нарадоваться.
Потом боль вернулась, но унять ее стало нечем. Сергей, пострадавший чуть меньше Полины – женский организм оказался более восприимчив к последствиям облучения, – страдал реже, но и он ощущал, что финал близок… Только очень страшно было оставлять Дениса.
Полина начала дышать – сперва часто-часто, но постепенно спокойнее.
– Мир невероятно тесен, Сережа… – сказала она, глядя на него красными, больными глазами, в которых стояли слезы. – Сегодня я проведывала Макса. И как ты думаешь, о ком он мне рассказал?
Он беспомощно пожал плечами.
– Возницын. Жив.
– Не может быть…
– Руководит медслужбой… на одной из станций метро в Москве, – переводя посреди фразы дыхание и виновато улыбаясь, сказала Полина.
Вот оно!
Надежда. Шанс. Крошечный, один из тысячи, один из ста тысяч.
Человек, который может… Мог бы их излечить. Да пусть даже просто дать им отсрочку! Пусть хоть еще три года. Пусть хоть год! Дениска подрастет… Он, Сергей, это увидит. Полина не так мучаться будет. Еще несколько лет жизни!
А ведь он думал, что уже смирился. Считал это неизбежностью. Только что ведь думал, что через год сам ляжет в церкви под образами – холодный, твердый. И вроде бы ничего внутри не колыхнулось.
О том, что Полину ему придется нести наверх еще раньше, если силы будут, он вообще запрещал себе думать. Как будто, если не думать о том, что скоро не станет любимого человека, это избавит его от болезни.
Он видел, как сдала Полина за последние месяцы, стала похожа на тень, почти не ест. Сергей гнал худые мысли, но деться от них было некуда: жена умирала.
Смирился. Но теперь…
Если только Макс не соврал насчет Возницына, он, Сергей Коломин, пойдет на что угодно, лишь бы добыть лекарства…
Стоило
