на диван. – Я констатирую лишь факт и называю вещи своими именами. Я, в отличие от тебя, говорю то, что думаю и в кусты не прячусь!
– Какие кусты? О чём ты? – возмутился Летягин, покраснев.
– А это разве не кусты?! – Ольга обвела комнату руками, довольная тем, что попала в цель. – А за какие такие заслуги тебя сюда сослали, дорогой?!
– Кого сослали? Ты о чём?
– Тебя! Тебя сослали! И ты это прекрасно знаешь, только виду не подаёшь! Ну конечно, ты ведь у нас самый умный! А что я могу понять, постичь своими куриными мозгами? Ты ведь так говоришь, дорогой? – Она склонилась над мужем со стервозной улыбкой.
– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты…
– Чтобы я что?
– Чтобы ты не называла меня так…
– Как? Тебе не нравится, когда я называю тебя – дорогой?
– Не это… Не нравится каким тоном… – пробурчал Летягин, избегая взгляда жены.
– Смотрите, какие мы нежные! – Ольга рассмеялась.
– И я не считаю моё назначение сюда ссылкой! – Летягин повысил голос, взбешённый её смехом. – И хочу, чтобы ты это раз и навсегда поняла! Это было и моё решение.
– А мне плевать, как ты это называешь! Твоё решение! Я тебя умоляю… – Ольга обдала его презрением. – Можешь называть это как угодно, это абсолютно ничего не меняет! – крикнула она мужу в лицо. – Мне уже тридцать, а что я видела в этой жизни?! Что я увижу здесь?! Кроме зачуханных старух в платках! Не думаешь обо мне, так подумай о дочери! Хотя, конечно, будешь ты о нас думать, наверное, уже глаз положил на какую-нибудь бедрастую блядь!
Летягин потянулся было к папиросам, но Ольга одёрнула:
– И нечего в доме курить!
– Тогда я выйду.
– Можешь убираться к чёртовой матери, на все четыре стороны!
Когда он вышел, Ольга схватила стопку с книгами, принесённую Зиной. Тесьма оборвалась, и книги упали на пол. Застонав и от этой неудачи, Ольга в бешенстве топтала, лежащую под ногами «Мать» Горького.
Оказавшись во дворе и затянувшись папиросой, Летягин облегчённо вздохнул: зараза. Слова, брошенные Ольгой, вертелись в голове. Жена всегда умела найти больное место.
Летягин присел на лавочку. Небо никак не чернело. «В июне самые длинные дни». Летягин неторопливо курил и улыбался мыслям. «Нет, всё же, какая она. Вот, что значит, женская интуиция… бедрастая блядь, – Летягин усмехнулся, – это ж надо такое сказать».
В дом не хотелось возвращаться. Он закурил вторую папиросу.
Летягин вспомнил невысокую девушку: Зина. Он выдохнул мечтательно дым. На небе забрезжили звёздочки. Одна, вторая.
Зина долго не могла уснуть. Она проворочалась и не заметила, как птички в палисаднике зачирикали. Она всё вспоминала его. Каждое слово, взгляд, улыбку. Только раз видела, а вот не может забыть. Зина сладко потянулась и закуталась сильней в одеяло.
Напротив, на кровати сопела Лида.
Зина
