― пробормотал Смолл, вспомнив, как прошелся по стеклам в доме тетушки Балгани. ― Осколки были пропитаны трупной гнилью… Где у вас лекари?
– Лекари? ― тупо повторил Март.
– Дяди и тети! ― не выдержал Смолл. ― Те, что лечат!
– В трех улицах от…
– Помоги мне подняться и веди.
– Но ты не можешь…
– Смогу! Должен смочь! Быстрее! ― Смолл протянул дрожащую ладонь: Марл схватил и дернул на себя. На мгновение Смолл ― и без того темная улица стала тонуть для него во мраке ― приподнялся, но устоять на непослушных стопах было невозможно, и он срубленным деревом полетел прямо на мальчика. Тот увернулся, и Смолл распластался на земле.
– Эй, ты цел? Эй! Эй, ты чего? ― Смолл не отзывался, и Марл, обернувшись, закричал: ― Парни! Нужна ваша помощь!
Последнее, что уловило угасающее сознание Смолла: его поволокли по земле.
Вновь открыв глаза, он увидел над собой два лица, неясных, но очевидно мужских. Даже страшная лихорадка не помешала понять, что они спорят. Мужики перекрикивали друг друга, размахивая руками. Смоллу их движения казались странными, они словно писали в воздухе.
– Он очнулся!
– Парень, твоя нога…
Смолл не дослушал. Его снова унесло в небытие.
Бредовые и долгие ему снились сны, в них он непременно чего-то лишался. Ему снилась Флора и то, как он не смог спасти ей жизнь. Он видел свое рождение в домике лекаря Аркадио; ветер снес крышу, дождь полил на его крохотное тельце, а молния убила родителей. Смолл страдал и плакал, но когда очнулся, все ушло. Пережитое во сне испарилось подобно пару от дыхания в холодную погоду. И пришла боль. Его ноги горели.
Стоял яркий день. Лучи солнца пробивались сквозь полуоткрытые оконные ставни, делая видным, обычно скрытый от глаз хаотичный танец пыли. Смолл лежал на кровати. Тяжелое тело ныло и отказывалось двигаться. Он сжал пальцы рук в кулак. Уже что-то! Затем попробовал пошевелить пальцами ног. Правая неохотно подалась, но левая… Ужас закрался в душу Смолла. Перебарывая жуткую боль, он сел. И его затрясло. Левая нога была отрезана выше колена.
Воздуха в комнате резко стало меньше. Смолл вцепился руками в то, что осталось от ноги, и завыл. Взгляд прыгал с правой ноги на культю и обратно. И так снова и снова. Сердцу было тесно в груди, мысли разрывали голову.
– Нет! Нет! Нет! ― Смолл изо всех сил ударил кулаком в левое ребро ― бинты вокруг культи покраснели ― и его ослепила боль. Он и не знал, что бывает такая боль. Горела не только отрубленная конечность, сама душа словно плавилась. Он бацнул по ноге еще раз и еще.
В комнату вбежали лекари. Один из них отвесил Смоллу сочную оплеуху.
– Возьми себя в руки! ― воскликнул он и одним выверенным движением руки прижал Смолла к кровати, а другим влил ему в рот горькую смесь. Лицо парня скривилось. ― Знаю, мерзкая вещь, но тебе станет лучше.
Он не соврал. В голове у Смолла заметно
