лет. Как некогда Брихин посвящал племянника в таинства политики и интриги, так сейчас Болтон прикармливал теплым мясом приграничного разбоя.
– Что тебя, собственно, удивляет? – вопросил он Белокурого, когда поутру на шестой день они выехали от Бернсов по направлению к Келсо – на Смейлхольм-тауэр и к Принглам.
– Меня не удивляет, – медленно отвечал граф Босуэлл. Раннее утро, обнимающее кавалькаду всадников, дышало таким покоем, что тема их разговора прозвучала, как фальшивая нота, резко и неприятно. – Я в толк взять не могу до сих пор, как все здесь, на Границе, живут разбоем… и эти даже, с их «достойной уважения» дружбой.
– А, так ты не поверил мне на слово, ваша светлость, – хмыкнул в бороду лорд Болтон. – Что ж, тогда кушай из первых рук…
– Да уж тошно от такой жратвы.
– И напрасно, между прочим. Ты тоже тем и живешь, – отвечал Болтон. – Что, разве Джон тебе ничего не рассказывал? Ну, значит, опять придется мне. Выкуп, рента, простой грабеж, а как ты хотел? Конечно, приличную часть твоих денег приносят арендаторы, поэтому с ними надо поаккуратней, даже если олень в охоте заскочил к ним на поле… но и сложный грабеж никто не отменял. Что ты морщишься? Ты только в третьем поколении граф, а до этого Хепберны жили куда как весело. И кое-кто из нас так живет до сих пор, те же Бинстоны или Ваутоны. Контрабанда вот еще… не забывай, твой Хейлс стоит на Тайне, а туда приходят все те, кто не желает платить королевскую пошлину в Лейте. Большей частью, сассенахи, но есть и датские, норвежские капитаны. Я не припомню их что-то уже лет десять, но все то время в Хейлсе жила леди-мать, вряд ли она их привечала. Теперь, когда пойдет слух, что в Хейлс вернулся Босуэлл, они тоже вернутся…
Говорил он так, словно Белокурый уже был согласен и на разбой, и на контрабанду. Граф мерно покачивался в седле, отпустив поводья Раннего Снега, и был мрачен, ибо наследственный способ приращения богатств семьи и должность королевского лейтенанта пока что не совмещались в уме никоим образом.
Смейлхольм, пилтауэр Принглов, Приграничье, Шотландия
Это был довольно однообразный пейзаж, который лишь слегка скрашивали горы на западе, их угрюмые серо-сизые спины. За перевалом находилась Западная Марка, земли от века соперничающих за господство Джонстонов и Максвеллов. Существо от природы исключительно земное и непоэтическое, Патрик Хепберн вначале бесился от скуки, глядя, как хребет холма ныряет в долину, а после снова выплывает новым изгибом почвы, потом привык, потом это стало ему даже нравиться – где-то к пятому дню похода. К пятому дню похода бескрайнее небо над холмами захватило его и понесло – всякий раз, как он смотрел ввысь, клок сердца отрывался и воспарял туда, к перистым облакам, скрывающим Господа… о Творце настоящий приграничник
