массивно, словно их строили тролли. В первом этаже, в сводчатом хлеву, ревели коровы, укрытые на ночь, оттуда через люк в полу в комнаты второго, чистого этажа, поднимался острый запах навоза и овечьей мочи, влажный дух закрытого стойла. Здесь, наверху, над стойлами, Босуэлла ждала сухая постель и жаровня возле кровати, и потчевали тем же потажем, но уже с овечьей головой для дорогого гостя. Бастлхаусы ласкали взор Белокурого своей добротностью – конечно, эта примитивная каменная кладка не выдержала бы, скажем, залпа из пушек, но десяток-другой «конченых», вооруженных только пистолями да джеддартами, вполне могла заставить разочароваться в своих намерениях. Самые знаменитые рейдеры обитали в пилтауэрах – укрепленных башнях, а лэрды – в кипах, укрывищах-крепостях. Есть три способа построить правильный пилтауэр: на скальном выступе-возвышении, чтобы видно было с караульной галереи на много миль вокруг; посреди болота, чтобы любой неприятель завяз по шею, пробуя подойти к барнекину; в глухом лесу, где надобно еще не заплутать нападающему, а защитникам легко выбить любого врага. Сейчас граф Босуэлл направлялся в логовище волка, обустроенное по третьему типу – в твердыню Бранксхольм, с ответным визитом к Уолтеру Скотту Бранксхольму-Бокле, легендарному Уоту Вне-Закона.
– Гляди! – сказал ему Болтон еще на подъезде к Бранксхольму. – Вот это и есть – настоящее золото Долины…
Не тот богат в Приграничье, у кого есть звонкая монета – монету не опустишь в пустой желудок, а тот, у кого действительно много скота. Скот – это жизнь. Это мясо и кровь, и это потаж, и сыр, и молоко, и кожа, и шерсть, и сукно – и даже замена оконных стекол! Оконные стекла бережливый сэр Уолтер держал только в личных покоях и еще – в самых парадных гостевых, в остальных окна были затянуты от сквозняков затертой до прозрачности, дубленой коровьей шкурой. А вот стада его ревели в загонах, на зачищенных в лесу полянах, и было этих стад несметно – не сосчитать. Стада приумножались и рассеивались, закалывались, поедались, дарились, раздавались в голодный год кинсменам, уворовывались с другой стороны границы, а, подчас, и у более слабых соседей. С Бранксхольмом боялись связываться и свои, и сассенахи, сам сэр Уолтер не боялся связываться ни с кем, и с равным усердием запускал лапу в любой подвернувшийся кошель. Каждый День перемирия в Картер Бар, когда шотландские и английские лорды-хранители совместно разбирали прегрешения приграничных рейдеров с обеих сторон, становился для сассенахов днем головной боли именно из-за Уота Вне-Закона, прозванного так в том числе и за то, что жаловаться на него было решительно некому, не ему же самому, как смотрителю Лиддесдейла? Для жалобщика, чтобы взять свои обвинения и улики обратно, бывало достаточно увидеть, как сэр Уолтер только появляется на судилище – кому захочется получить деньгами за украденную корову, чтобы на обратном
