заберите! Всегда знала, что Европой мне уготовано стать, – она картинно откинула одеяло, оголив худые морщинистые коленки.
– Спать! – фыркнула Марина.
«Европа» неловко повалилась на подушки.
– Это она мне что ли? – засмеялся Кэрсо-Лас.
– Угу, читал же мифы мифы Древней Греции. Как углядела только нас!
– Талант, – хмыкнул он, оглядываясь по сторонам.
В палате помимо ожидавшей своего Зевса красотки обитали еще две женщины – одна совсем молодая, но немытая и нечесаная обгрызала ногти, читая пустой лист бумаги, другая лет сорока лежала с открытыми глазами и выглядела бы вполне нормально, если бы не блаженно отсутствующее выражение лица.
– Валентина? – Марина присела на краешек кровати предварительно заставив читательницу пустого листа уснуть.
– Что ты хочешь? – пациентка не повернула головы, глаза остались широко распахнутыми.
– Видеть Гаитоэранта, – голос Марины неузнаваемо изменился, став мелодично-певучим и гулким.
– Вах! – Валентина вдруг поднялась, преобразившись на глазах. Русые волосы стали черными, глаза засверкали живыми озорными искорками, – Неужели ты вспомнила обо мне? – голос же определено стал мужским, – Я рад тебя видеть!
Валентина и Марина бросились друг другу в объятия.
– Нет! Только не вздумай говорить, что ничего лучшего ты для меня не нашла, – спустя минуту всполошилась Валентина ощупывая себя со всех сторон.
– Не капризничай, нам нужна твоя помощь.
– Не буду я больше женщиной, хватит! – в глазах полыхнули красноватые языки пламени, – Я к твоим услугам, но не на таких условиях.
– Гаитоэрант, ну пожалуйста, – Марина прикусила губу.
– Найди мне нормальное тело, дальше все, что угодно, – отрезала Валентина и враз обмякла, глаза потухли и ввалились, волосы вернули себе первоначальный цвет, а сама она вновь опустилась на кровать, застыв в той же позе, в которой они ее застали.
Дамард охнул и рухнул на колени, уронив корзинку с кошками, Света испугано метнулась к нему, но Марина ее опередила.
– Собери всех и встретимся в парке, – крикнула она, растворяясь в воздухе вместе с аркельдом.
Кэрсо-Лас пожал плечами, осторожно поднял кошачью корзинку, из которой его определено обругали на кошачьем языке (настолько возмущенным показалось «мяу» и, слегка коснувшись руки девушки, перенес ее на аллею у старого красно-коричневого корпуса.
Марина и Дамард сидели на поваленном бревне, считавшемся здесь скамейкой. Тот шумно втягивал ртом воздух, будто выброшенная на лед рыба.
– Что случилось? – спросил Кэрсо-Лас, поставив на бревно корзинку с кошками. Маркиз воспользовался моментом, переместился на руки к хозяйке.
Света присела рядом с Дамардом.
– У нашего
