на коленях у Марины коту. Тот нехотя принял приглашение, с комфортом расположившись на его плече, – Коктейльчику бы еще сюда, – мечтательно улыбнулся Кэрсо-Лас.
– Я куплю по дороге, – заверила его Марина и исчезла.
Свету одолел смех, смех оказался заразным.
– Нет, в самом деле, мир людей неплох, но слишком здесь много условностей, – смеясь, пожаловался Кэрсо-Лас, – Я могу летать, я могу просто влететь в окно, мне это было бы приятно, но я поднимаюсь на лифте или появляюсь прямо в квартире, потому что меня не должны видеть летающим. Кому какое дело, как я прихожу к себе домой…
– Прихожу, от слова ходить, – хихикнула Света, – Согласна, несправедливо, чертовски тяжелая у вас жизнь.
– Маркиз сказал, что по квартире вы можете летать сколько вам заблагорассудится, но вы ведь предпочитаете ходить по полу, – подал голос Дамард.
– Скажи этому всезнайке, я могу устроить ему полет по квартире.
Маркиз предупреждающе выпустил когти на передних лапах, вцепившись в его пальто. Дамард вновь засмеялся.
– Он протестует и требует, чтобы вы уважали его право быть котом, которому надлежит ходить по ровной поверхности.
– Я думала, вы тоже понимаете кошачий язык, – заметила Света.
– Нет, только те, в ком развита способность чувствовать суть окружающего на уровне сознания. Это свойство воды, – пояснил Кэрсо-Лас, – хорошо, что я не понимаю его кошачьих премудростей, иначе давно летал бы он по квартире вверх лапами.
Маркиз с достоинством отвернулся, однако с плеча обидчика так и не слез.
К Дамарду вернулся его естественный цвет лица, из глаз исчезла паника. Он вновь казался веселым и беззаботным.
– Как твоя рука? – спросила Света, когда дотронувшись до его запястья заметила скользнувшую по его губам задавившую стон судорогу.
– Арвирнянки нет. Утром я разбередил рану, не хотел чтобы образовался такой же шрам как на ноге, заклинанием зашить сумел, но без арвирнянки болеть будет долго, хоть шрама и не останется.
– Скажи Марине, – зевнул Кэрсо-Лас, – она быстро вылечит. Без всяких там арвирнянок.
Посредине пустой дороги материализовались двое – Марина под руку с высоким брюнетом лет тридцати в пижаме, тапках и форменной куртке с надписью «охрана» во всю спину. Прямые черные волосы до плеч, красивое лицо с тонкими чертами, черные блестящие безумством глаза на дне которых сонно подрагивало пламя, красиво очерченная жесткая линия губ, растянутая толи в иронической усмешке, толи в капризном притворстве. Он манил и притягивал к себе одним взглядом, казался непосредственным, искренним и великодушным, при этом грозным и опасным
– Ты не помнишь меня, засранец? – улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба, осведомился он, протягивая руку Кэрсо-Ласу
Тот также улыбнулся и, ответив на рукопожатие, виновато пожал плечами.
