было видно все озеро, блестевшее на солнце. Я невольно отыскала взглядом мост вдали. Позади меня находились остатки огорода, обнесенного кирпичной стеной и заросшего, а поворот взгляда еще на сорок пять градусов приводил меня к дому, ослепительно-белому под дневным солнцем, словно корабль, плывущий по зеленому морю. Рядом с ним просматривалась оранжерея. Блеснуло солнце на открывающейся двери, и я увидела фигуру человека – видимо, Кары. Я не могла разглядеть ни черт лица, ни каких-либо деталей, но рукой она делала необычный приглашающий жест, двигая перед собой ладонью вверх-вниз, и лишь когда она повторила его в третий раз, я поняла, что она подбрасывает что-то в воздух и ловит, подбрасывает и ловит.
В главном зале, на нижнем этаже башни, располагались три гробницы: одного из первых лордов Линтонов и – по обеим сторонам от него – его первой и второй жен. Сверху имелись резные каменные гизанты[10]. Вероятно, когда-то в этом зале горел открытый огонь: одна стена и потолок почернели от копоти. У лежащего каменного лорда не хватало носа и трех пальцев: я решила, что их отломил на сувениры какой-нибудь солдат, тем самым превратив изваянного мужчину в прокаженного. Женским статуям повезло еще меньше. При свете, проникавшем в отворенную дверь, было видно, что там, где полагалось бы находиться их сердцам, кто-то пробил в камне дыры. Заглянув в темные полости, я ничего не смогла там различить, а на то, чтобы сунуть туда руку, мне не хватило смелости. Вслух помолившись за всех троих, я вышла наружу.
Вернувшись к фасаду дома, я спугнула кошку, тощую и драную, которая припустила от меня, унося что-то во рту. Приблизившись к фонтану, где я оставила покупки, я поняла, что паршивка добралась до моей сумки. Она полизала масло, размякшее на солнце, вытащила завернутую рыбу и, разодрав газету, уволокла все, оставив мне лишь голову, которая бессмысленно пялилась на меня круглыми глазами. По траве стелился заголовок из растерзанной газеты: «Человек делает первые шаги по Луне». Я набрала пригоршню гравия и швырнула вслед кошке.
Остаток недели я провела, бродя по поместью и составляя более подробную карту его достопримечательностей: вот усыпальница, вот обелиск в честь павшей лошади, вот грот из гальки и ракушек, вот ледник, вот мост. Я работала с методичной точностью, радуясь хорошей погоде и зная, что у меня полно времени, чтобы подготовить отчет: несколько последних дней июля и весь август. В траве пряталось множество мелких скульптур: скажем, урна, на подножии которой имелось посвящение чьей-то любовнице, или нижняя часть статуи – Эрота, как я предположила. Каждый день я приходила к мосту в надежде, что он переменился, что некий избавитель ночью выдрал сорняки, собрал мусор, плавающий в воде, и сделал эту штуку палладианской. Я еще раз и без всяких приключений прогулялась в город. Питер с Карой готовили, я закрывала окно или отправлялась на вечерний променад, в сопровождении мелькающих в воздухе летучих мышей. Погода оставалась теплой и сухой. Я не встречалась со своими нижними
Гизант – надгробный памятник в виде лежащей фигуры.
