сбежала из телеги, как только они свернули на ухабистую узкую проселочную дорогу, но теперь Фу запихнула ее обратно.
– Спасибо потом скажешь, – проворчала она, перекрывая мяуканье.
Было непонятно, как их встретят в деревне, однако у нее имелся на этот счет неплохой опыт. Она не могла допустить, чтобы они выместили свою злобу и на любимице Ворон тоже.
Па посмотрел через голову Фу и нашел взглядом принца и его Сокола.
– Мы будем таскать тяжести, парни, – тихо сказал он, – а вы держитесь от тела подальше.
Тавин позади Фу пробубнил в маску:
– И как вы только друг друга в таком виде различаете?
Ответ заключался в привычке Обожателя в сыром тепле тщательно засучивать рукава. Или в покачивании Негодницы, которой не стоялось на месте. Или в том, как пальцы Подлеца впиваются в ладони, стоит кому-нибудь из лордиков открыть рот.
– Только вы двое идете с таким видом, будто все должны перед вами расступаться, – сказала Фу и последовала за Па внутрь деревенской общины.
Местные кучковались возле общественной печи, съежившись, как их сутулые домики с соломенными крышами. На большинстве дверей виднелись отметины Обычных каст. На той, что была ближе к могиле бога, выделялся герб Охотничьей касты в нарисованной рамке журавлиного арбитра.
Навстречу Па вышла седовласая Журавлиха. У нее были красные глаза, выцветший оранжевый халат окропляли потерявшие яркость капли крови, которые не смогли свести мыльные раковины. Будучи деревенским арбитром, она служила и судьей, и врачом, и учителем. Очевидно, грешников она знала с рождения.
Она указала трясущимся, бурым, как дуб, пальцем в сторону ближайшего домика.
– Они там.
– Больше одного? – уточнил Па.
Морщинистое лицо женщины дрогнуло и снова успокоилось.
– Двое… двое взрослых. Муж и жена.
– Надэн и Месли, – сплюнул кто-то из мужчин. – У них есть имена.
«Были», – невесело подумала Фу, изучая зевак. Ни хнычущих малышей, ни завывающих семейств. По-прежнему кипящая под гнетом злоба. Они ненавидели Ворон за то, что те пришли. И ненавидели себя за то, что их позвали.
Но если трупы не сжечь до второго заката, чума распространится быстрее слухов по павильону Лебедей. Фу слишком хорошо знала, что произойдет дальше: к концу недели затронутыми окажутся все жители деревни. Через две недели трупы будут складываться штабелями, урожай на полях почернеет. К концу луны останутся лишь гнилые доски, гиблая земля да озлобленные привидения.
Па подвел телегу как можно ближе к домику, остановившись только тогда, когда грязь стала забивать колеса. Соседнее поле было вспахано лишь до половины, поросшая мхом лужайка выглядела зеленым островом среди моря темной земли. Луна Сизарей звала к посевным. Луна Павлинов была бы к ожиданию.
К полю не притронутся до тех пор, пока дом не будет сожжен дотла и восстановлен заново. На сей раз, когда они подходили к двери,
