Всенепременно будет доставлено после трапезы с дражайшей Нателлой Григорьевной.
Через два часа мы с Нателлой Григорьевной вернулись из чебуречной с флаконом «Мартини» для ее товарки.
– А я вам, Михаил Федорович, – сказала товарка, – уже и смотровой ордерок приготовила. Только не в Северном, а в Южном Бутове. Чтобы вы не мерзли.
Я поцеловал ручки обеим дамам и отправился домой, где меня ждало все семейство.
– Ну? – спросило семейство числом шесть рыл.
– Что «ну»? – расслаблено произнес я. – Хотели дать однушку в Люберцах, но я…
– Двушку выбил? – не веря в мои способности что-либо выбить, включая дурь из головы, спросила моя жена Оля.
– Нет, мать, трешку…
– Ах! – ахнуло семейство, а Пупсичек описался.
– И не в Люберцах, а в Бутове.
– Ах! – опять ахнуло семейство, а Пупсичек описался вторично.
– В Южном, – добил я всех. А Пупсичек обкакался.
Через час Алеша и его Ленка уже смотрели квартиру. Еще через два я уже подписывал согласие на получение квартиры номер… Да не помню я ни номера квартиры, ни номера дома, ни улицы. На фиг они мне нужны. Я там никогда не был. Я имею в виду квартиру. В Южном Бутове-то я был. Посещал, так сказать. На предмет прописки. И постановки на учет в ихний пенсионный фонд. И собес. Это не близко. Работающим в Южном Бутове нужно платить командировочные. Я вообще удивлен, что туда ездят без визы. По-моему, это где-то в районе Греции. Или Исландии. Хотя, наверное, в районе Исландии скорее Северное Бутово…
Так вот, я туда ездил на предмет прописки. И постановки на учет в ихний пенсионный фонд. И собес. А потом – на предмет выписки. И снятия с учета в ихнем пенсионном фонде. И собесе. Чтобы прописаться к сыну Алеше в район Измайлово, что расположился под боком у Черкизовского рынка, пущенного в расход лидером нации. Обидевшимся на хозяина рынка – некоего чувака Тельмана Исмаилова за сожранные тем двести килограммов белужьей икры, предназначенной для завтрака лидера нации с американским президентом. Нет, никогда мы не избавимся от низкопоклонства перед Западом.
От этого рынка мне в наследство достался вьетнамский старичок, которого его дети, торговавшие на рынке, оставили в России. Потому что вывезти его на родину, во Вьетнам, у них не было финансовой возможности. Наши доблестные правоохранительные органы распи…дили весь их товар. А какой именно правоохранительный орган распи…дил, узнать не было никакой возможности. Потому что все. Потому что какой же это, на хрен, правоохранительный орган, если он не пи…дит. А вы попробуйте за гроши работать! Вот детишек вьетнамского дедушки и грабанули без оставления улик и товара и выселили из подвала нашего дома. А дедушку пожалел дворник – таджик Саша, живущий в соседнем подвале. Я этому Саше каждый вторник отдаю прочитанный журнал «Русский Newsweek». А вьетнамскому дедушке моя невенчанная жена Оля носит суп. А то дедушка как-то слишком заинтересованно смотрит на нашего пса Брюса. С Олей, как и было ею задумано, когда она вторично отвергла мою руку и сердце, мы и живем.
И,
