а боков – бешеным огурцом, свесившим с поката крыши тугие и колючие свои шары, наполненные созревшими семенами.
Тыльная же сторона дома была ему не видна. Но, верно, и она заросла. Густо. Непроходимо.
Почему-то он был уверен, что – непроходимо. Зелёным непроглядным, спутанным сплетением.
Он не помнил, как прошёл через лес. И не понимал, как сумел пройти. Ведь казалось… Да что там казалось, и впрямь невозможно было пройти, пробраться, пробежать, пусть даже с закрытыми глазами, сжатыми губами и остановившимся дыханием сквозь этот горящий, полыхающий, потоками пламени залитый и высокими огенными столбами перекрытый лес.
Горящий лес со всех сторон окружал поляну.
И Кузьма никак не мог понять, как получилось у него пробраться через этот лес.
И почему…
Он коснулся волос.
И почему не обгорели…
Н провёл руками по одежде.
И одежка без подпалин. Цела! Совершенно цела.
И ещё…
Он внимательно осмотрел ладони. Закатал рукав на левой руке. Пощупал кожу.
Удивлённо покачал головой.
Никаких ожогов. Ни пузырей. Ни пятен. Ни вздутий. Вообще – ничего. Светло-розовая кожа. Скорее, светлая. Просто светлая с еле заметным розовым оттенком. Кровь к ней почти не прилила.
Он не чувствует жар.
Кузьма опустил рукав рубашки. Застегнул пуговицу на рукаве. И продолжил путь.
Путь? Какой путь?
«К дому… Почему я к нему иду?»
Странный лесной пожар.
Нет запаха углей. Горящего дерева и вскипающей сосновой смолы. Не слышен треск погибающий в оранжево-алом пекле могучих стволов (а ведь охвачены, охвачены они пламенем! проступают тёмные контуры их сквозь огневую завесу!)
И вообще…
Он опять остановился. На миг. Прижал ладони к ушам. Отпустил. Снова прижал. И снова отпустил.
«Что же это? Оглох?»
Щёлкнул пальцами.
И отчётливо различил на фоне ровного гула порождённый движением его пальцев отрывистый звук.
«Но чтоже тогда происходит? Почему так тихо?»
От лесного пожара…
От пожара ли?
…исходил лишь ровный и негромкий, временами едва различимый, ровный и однотонный глухой гул.
Словно однородный, искусственно синтезированный горючий материал размеренно и ровно перерабатывался поддерживаемым регулируемым поддувом пламенем в гигантской, наглухо закрытой створками топке, сквозь вентиляционные прорези которой и мог бы долететь до слуха оказавшегося рдом наблюдателя такой вот протяжный и глухой звук.
Но лесное дерево не горит так! Не должно…
И искры… Они должны лететь! Кружить в воздухе красным жалящим снегом! Они должны засыпать поляну!
Кузьма втянул голову
