хорошей девочкой. Ты же не хочешь меня расстроить своим неуместным упрямством? Чем быстрее мы это сделаем и уедем отсюда, тем лучше будет для тебя.
Чтобы меня когда-нибудь так нагло шантажировали такими жуткими намёками?.. Ведь я знала, на что он был способен и что свернуть мне шею прямо сейчас ему вообще не стоило никаких усилий или тех же причин.
– Давай, Воробушек. Расправь свои пёстрые крылышки и хватит нахохливаться. Тебе же будет лучше, если мы всё это сделаем по мирному, по-домашнему и без ненужных ни для кого истерик.
Действительно. Как будто у меня был какой-то другой выбор, особенно когда он прошёлся всё теми же пальцами по моему плечу, изгибу руки и, как ни в чём ни бывало, подхватил мою дрожащую ладошку. А меня при этом чуть было снова не вынесло за пределы реальности в мир иной. Словно и вправду ударили по мозгам очередной дозой убойного наркотика. Я даже не запомнила, как поднялась с постели (не без чужой помощи, естественно) и как спустила с края кровати ноги, приняв сидячее положение. Зато как меня вскоре накрыло поглощающей близостью этого абсолютно невозмутимого Дьявола, в аккурат после того, когда он каким-то невообразимым манёвром стащил с меня больничную распашонку, оголив перед собой едва не полностью, но, слава богу, в этот раз без ножа…
Затрясло меня ещё сильнее прежнего практически сразу же, поскольку не ощутить его скользнувшего по моей обнажённой груди враз потяжелевшего взгляда я, само собой, никак не смогла. Я бы почувствовала его даже с закрытыми глазами, как и заворочавшуюся на дне его цыганских глаз чёрную похоть. Или что он там так старательно в себе сейчас сдерживал?
Только он так ничего и не сделал. Вернее, не стал меня больше нигде трогать, потянувшись ненадолго в сторону за принесёнными им вещами.
– Я… могу одеться сама… – попытка подать свой “окрепший” голосок и хоть как-то избавиться от его навязчивой близости не увенчалась желаемым успехом вообще никак. Если не наоборот.
Кажется, как раз данного момента он и ждал, чтобы присесть передо мной на корточки, приблизить своё лицо к моей оголённой шее и обжечь мою онемевшую кожу горячим голосом.
– Конечно, можешь. Ты много чего можешь и на многое способна, но, сейчас это никого не интересует. Тем более меня… Подними руки.
***
Я буду потом ещё очень долго спрашивать саму себя не одну сотню раз, почему так ничего и не сделала со своей стороны, когда мы покидали больничные пенаты. Почему не закричала, почему не начала просить появившуюся в палате медсестру о помощи или одергивать в коридорах первых встречных, пока меня везли в коляске, как какого-то тяжело больного пациента, не способного передвигаться на собственных ногах. Я же вроде уже давно была ни под наркозом или наркотиками и даже соображала достаточно адекватно для своего относительно нестабильного состояния. Найти силы и правильные слова, чтобы выпросить кого-нибудь вызвать ту же полицию или не дать этому чудовищу усадить в свою машину вполне могла. Здесь же
