style="font-size:15px;"> – Студент-студентяра! – произнесла с наигранной враждебностью.
Вдохновение, владевшее мной, пробудило во мне отвагу. Я стал решительно делать то, чего хотелось. Снял, уронил на пол рубашку, за нею – брюки; предварительно извлёк из заднего кармана и положил на стол записную книжку с авторучкой, которые всегда имею при себе.
Моя пригожая легла на тулуп ничком, приподняла свою развитую попку и сделала вид, будто пытается рукой натянуть на ягодицу краешек полотенца. Волевым усилием я оторвал взгляд, присел на табуретку и принялся записывать мою импровизацию. Девушка смешливо наморщила носик.
– Поросячья ножка торчит, а он пишет!
– Что, что? – вырвалось у меня. – Как ты сказала?
– Подруга называет такие поросячьими ножками.
– Какие – такие? – спросил я обеспокоенно.
– Эдакие! У неё узнай! – и насмешница искушающе-игриво повиляла попкой.
Подавив стон, я неимоверным напряжением заставил себя сосредоточиться на стихе; зачеркнув несколько слов, вписал новые. Ненаглядная села на лавке, развела ноги и, перед тем как прикрыть её ладошкой, продемонстрировала мне.
– Дай, что написал!
Я вырвал из записной книжки листок, встал перед хозяйкой, прошептал заискивающе, как только смог:
– Хорошая… дотронься – и дам…
Она прикоснулась к моему стоячему фаллосу, кратко и дразняще потеребила, затем, завладев листком, стала читать вслух:
Пара лун взволнованно-устало
В душной ночи жаждет опахала,
Хочет и боится тонкой ласки
Привередливо-застенчивая сказка.
А упрямства крепкое копытце
Победить её стыдливость тщится:
Нежности с обидой вперемежку
Искушают сказку-сладкоежку.
Но она с собой играет в прятки —
И, на таинство заманчивое падки,
Продолжают препираться глупо
Сказка и упрямая за-а-а…агадка.
Произнеся последнее слово, девушка зажмурилась от остроты эмоций – я заметил движение губ и помог её ручке найти то, что было безмолвно названо. Подушечки пальчиков замерли на налитой зудом головке. Моя рука, несмотря на увёртку чаровницы, с которой она несколько запоздала, добралась до промежности, тронула волосяной покров. Неудержимо повлекло затейливо понежничать с переполненной нектаром, но теперь её владелица умело сопротивлялась, предпочитая пока пиру чувств их дегустацию.
– Как ты написал – копытце? – прошептала с горловым смешком.
Я прервал ласки и по памяти прочитал две строки.
– Хочешь, – хихикнув, спросила она, – покопытить заливную?
– Хочу-ууу!..
Велев мне пристроиться сверху нужным образом, она взяла штуку и, притронувшись ею к заветной, стала с моей помощью проделывать то, что я знал как «дразнение». Теперь процедура имела новое обозначение: моя возлюбленная с блеском
