Я сам сложу с себя должность архистарейшины, не стану дожидаться, пока меня выгонят. Ведь это я первый агитировал за вступление Зяби в имперскую пирамиду. Я увлек других, я за все и отвечу. Мне уже немного осталось – ну, год, ну, два… Не знаю, умру ли я в славе, но умереть в позоре и общем презрении очень не хотелось бы. А еще меньше мне хотелось бы дожить до голодных бунтов… Понимаешь ли ты меня?
Я только кивнул. Говорить не мог – горло перехватило. Сысоя стало жалко-жалко.
– Действуй, – сказал он. – Покажи себя, Цезарь Спица. На тебя я надеюсь больше всего. Считай, что ты назначен пилотом. Если все получится, если вы вернетесь с удачей, вот тебе мое слово – пилотом и останешься. Если захочешь, конечно.
Еще бы я не хотел этого!
Чуть только Сысой отбыл, я приложил руку к теплому боку «Топинамбура» и сказал:
– Сезам, откройся!
Конечно, он не открылся. Я и не особо надеялся.
– С тобой пилот говорит! Я назначен! Открывайся давай!
И тут же лопнул бок «Топинамбура»! Трещина пошла беззвучно, но так резко, что я даже перепугался. А сам звездолет вдруг раздался и вширь, и в высоту. Р-раз – и по трещине открылся овальный люк или, может быть, овальная дверь – не знаю, бывают ли овальные люки. Те, которые канализационные, всегда круглые, а те, которые ведут в подпол, – квадратные.
Ну ладно, пусть будет люк.
Заглянул я внутрь – темно и вдобавок жарковато, как в духовом шкафу, когда он еще не совсем остыл после готовки. Однако минуты не прошло – повеяло оттуда прохладой. В самый раз! Денек, надо сказать, выдался без единой тучки, солнце с неба так и жарило.
Сунул я в люк руку, подержал там с опаской – ничего плохого с рукой не случилось. Тогда рискнул сунуть голову, и сразу та полость, что оказалась внутри «Топинамбура», осветилась мягким светом, очень приятным для глаз. Тогда я зачем-то скинул ботинки и забрался в звездолет целиком.
Ничего, просторно. Жить можно и лежать удобно. Поверхность жестче, чем сено, зато куда мягче, чем тюремные нары. Сидеть только не на чем.
«Кресло бы мне», – хотел я сказать, а говорить не пришлось. Корабль понял мое желание и тотчас вырастил удобное сиденье прямо под моей задницей. Даже с подлокотниками, и я уж не говорю об удобной спинке. Класс! Хотя чему дивиться: я ведь пожелал иметь кресло, а не стул и не табурет, а к креслу обязательно приторочены подлокотники. Что было заказано, то и появилось.
– Ты это… – сказал я вслух. – Ты не балуй. Когда летать будем, тогда уж, так и быть, читай мои мысли, а когда стоим – не надо. Слушайся голоса, а то мало ли что мне взбредет в голову… Нет, кресло оставь! А вот люк убери, лады?
Сказал – и аж пот меня прошиб. Пока люк существовал, я мог надеяться, что в случае чего успею, нырнув в него рыбкой, покинуть звездолет. А теперь что? Теперь я весь в его власти? Где я сейчас нахожусь – в рубке или, может, в желудке?
Не успел я это додумать, как люк исчез. Было это похоже на то, как затягивается дыра в заросшем ряской
