же огласилось ее глухими, довольно театральными и все же искренними рыданиями, которые должны были пробудить в узнике если и не сострадание, то хотя бы любопытство.
Любопытство было проявлено: Максим поинтересовался, что за горе такое овладело юной девушкой – судя по всему, дочерью весьма богатого и могущественного папы, который решился даже на такую уголовщину, как похищение человека.
– Вернемся к страданиям, – сказал он, вплотную приблизившись к вздрагивающей от рыданий девушке. – Что случилось? В чем причина?
– В тебе! В тебе!!! – внезапно взвыла девчушка и бросилась на шею неосторожно подошедшему так близко кумиру своих грез и идеалу – в ее представлении – мужской привлекательности.
С трудом оторвав от себя возбужденное тело этой (как он уже решил про себя) фанатки и психопатки, Максим терпеливо подождал, пока она успокоится. Потом девица, по-детски всхлипывая, рассказала, что вот уже три года сходит по нему с ума и ничего не может с собой поделать. Пробовала, мол, разными способами (и с помощью папы) его забыть, но ничего не вышло: горе ее росло и стало всепоглощающим. И тогда отец решил… Что было дальше – он уже знает.
– И что теперь-то? – резонно поинтересовался Максим. – Так мне и сидеть тут, пока я тебе… – На этом месте он помолчал, но все-таки продолжил: – Пока я тебе не отдамся?
Он хмыкнул и посмотрел на нее, надеясь, что она правильно оценит театр абсурда, в который он неожиданно угодил.
– Не нужно! Нет! Ты что?! – заверещала она. – Никто тебя тут насиловать не собирается!
Максим опять ухмыльнулся от навязанной ему роли, которую обычно исполняют девушки, попавшие в лапы сексуального маньяка.
– Вот спасибо, – с глубоким сарказмом в голосе, который прямо-таки убивал всех его фанаток, промолвил он. – Значит, насиловать не будешь?..
– Не буду, – серьезно ответила она. Смутилась и опустила голову.
– А что будешь?
– Приходить к тебе… иногда. Один раз в день. А если позволишь – два… Просто приходить, сидеть и смотреть на тебя. Больше мне, правда, ничего не надо.
– Ну, хорошо. А потом что? Когда меня выпустят? Когда… ты меня выпустишь?
– Две недели, не больше, – утешила она. – Потом тебя отвезут с завязанными глазами в центр города и отпустят.
– Да ты что? Правда? А как же все мои знакомые, родители, наконец? Они же волноваться начнут. Уже сегодня. Кто и как их-то успокоит?
– Не беспокойся, мой хороший, – с максимально возможной для себя нежностью произнесла она. – Все продумано. Вот как раз сейчас папа едет к твоим все улаживать.
– А театр? Что с театром? Дикость какая-то, ей-богу!
– Перестань, зайка, – с ласковой и фамильярной укоризной произнесла соискательница его внимания.
Максима передернуло от этого обращения, которое, как он напрасно надеялся, никогда его не коснется, так же как и сокращенное «зая».
Девушка
