как главная причина визита.
– Я пришел по поводу Максима, сына вашего, – почти застенчиво и виновато промолвил магнат. – Могу войти?
Вмиг оживившихся родителей пронзило острое чувство вины за собственную невежливость и осознание того, что держат нежданного, но все-таки гостя на пороге.
– Да-да, конечно, – засуетились они. – Проходите, пожалуйста!
– Могу присесть? – продолжал магнат настаивать на соблюдении протокола и опять встретил извинительное:
– Да-да, конечно! Может, чаю или кофе? Только у нас растворимый, другого нет.
Гость отказался. Кофе он попьет в другом месте, более приличном, соответствующем его статусу VIP-персоны.
В глазах родителей артиста он увидел плохо скрываемое нетерпение.
– Что с сыном? Где он? Что вы о нем знаете?
– Давайте познакомимся.
Мини-олигарх вновь применил главный козырь – лучезарную улыбку, свет своего неотразимого обаяния. Он собирался представиться, назваться, первым произнести свои имя-отчество – Спартак Миронович, но не успел: родители артиста быстро протянули вперед свои сухонькие ручки и поспешно назвались: «Платон Сергеевич, Агриппина Васильевна», – и бизнесмен, с трудом подавляя буржуазную брезгливость, даже поцеловал маленькую ручку с огрубевшей от домашних трудов кожей.
Во время этого короткого ритуала Спартак Миронович, обладавший феноменальной реакцией и интуицией, которые помогали ему одерживать в бизнесе сокрушительные победы, по ходу перестроился и решил назваться каким-нибудь типично славянским именем – ведь если родителей парня зовут Платон и Агриппина, значит, они персонажи старой закалки и тем не менее модного нынче славянофильства, и надо с ними искать общие национальные черты, коллективную почву Малого Нечерноземья.
Поглаживая несуществующую окладистую бороду и стараясь употреблять слова и выражения, которые он смог припомнить, но смысл которых не совсем понимал, Спартак произнес:
– Исполать вам, добрые люди! – и отвесил при этих словах поясной поклон.
Но по тому, с каким легким недоумением переглянулись «братья-славяне», понял, что чуток перебрал, и вернулся к современной речи, не забывая все-таки иногда добавлять лингвистический колорит русских деревень и опуская при этом матерные слова.
– Зовут меня Савелий Игнатьевич, – протяжно сказал он и, привстав со стула, опять изобразил поясной поклон.
Хозяева квартиры тоже привстали, но от поклонов воздержались и только наклонили седые головенки. Они с нетерпением ожидали, когда гость перейдет к делу.
Но Спартак уже увлекся игрой. Он всегда легко адаптировался к любой среде: был депутатом среди депутатов, меценатом среди артистов, спонсором среди спортсменов, а тут новая роль – закоренелый почвенник среди людей, не устававших негодовать: «Во что превратили страну? Как ее разворовали? И куда мы катимся?» Такая игра давалась олигарху без труда.
