что, Павел Сергеевич, убирайтесь из этого дома вон, и чтобы духу вашего больше тут не было! Никогда! – Юлия выпалила не те слова, какие рвались у нее из груди, но все так перепуталось и превратилось в какое-то дикое недоразумение, что в этом положении было уже не только трудно контролировать себя, но и невозможно понять, какие же слова ей хотелось произнести.
Мать схватила дочь за руку:
– Юлия, как ты смеешь? Это мой дом и мне решать такие вопросы! Павел Сергеевич остановился в нашем доме на неделю! Не слушайте ее, Павел Сергеевич!
Хавин не собирался останавливаться здесь на неделю, но он понял, почему Вероника сказала это. Однако его больно резанули слова Юлии, и он шагнул вперед, сбивчиво проговорив:
– Простите, Вероника, но на утро у меня назначена встреча. К тому же ваша дочь, наверно, права. Я не должен был здесь останавливаться. Я немедленно покину этот дом, как хочет Юлия. – В душе он остро сожалел, что все так получилось.
Вероника не знала о случайной связи Юлии с Павлом, а потому была обескуражена поведением дочери и конфузом Хавина.
Павел растерянно шагнул к двери. Юлия отступила от проема, пропуская.
У Вероники на мгновение будто затмило рассудок, она едва не сорвалась с места, чтобы остановить Хавина, не выпускать из спальни. Ее мечущийся взгляд осуждал Юлию, а на Павла смотрел с немым укором.
Юлия злилась на Хавина, она в этот миг ненавидела себя за вырвавшиеся слова и ненавидела Павла за то, что тот был неразборчив в связях с женщинами. После ночи с ним в ней жил восторг, для нее было бы дикостью представить Хавина в постели матери. Но эта дикость произошла. Он разрушил ее восхищение. И увеличил боль в душе, ибо сейчас она поняла, что ее терзало чувство ревности. Это было ужасно скверно и невыносимо.
Хавин молча вышел из комнаты. Вероника и Юлия с тоской посмотрели ему вслед. После хлопка входной двери мать и дочь уныло глянули друг на друга. Мысли их были схожи.
Веронике было жаль себя. И жаль, что вот так в глазах дочери разрушился миф об их счастливой семье. Миф, который они с мужем создавали годами и на котором воспитывали дочь.
И Юлии было жаль себя, лучше бы она ничего не видела и ничего не знала.
Вероника первая прервала молчание: – Почему ты здесь очутилась?
– Я не думала, что увижу это. – Юлия почувствовала себя виноватой перед матерью, она представила вдруг, как бы она сама была ошарашена, если бы оказалась на месте матери и в комнату ворвался, например, ее отец и нарушил идиллию.
Вероника увидала на стуле свои трусики, которые впопыхах не успела надеть, и потянулась за ними.
Юлия вздохнула: ее муж в гостинице оказался умнее. Ведь он застал ее в постели вместе с Хавиным, но не вошел в номер и не поднял шума. А она разбудила мать и Павла и развязала язык. Зачем, кому от этого легче? Ведь видела чужую машину во дворе. Нет бы повернуть назад. Не догадалась. Не сообразила. Теперь ругала себя. И, пытаясь объяснить матери свою вспышку, ошарашила:
– Я ушла от Валентина.
У
